Саввина Ия Сергеевна — народная артистка СССР, дважды лауреат Государственной премии

Сегодня день рождения народной артистки СССР, дважды лауреата Государственной премии Ии Саввиной. Она была не просто звездой первой величины нашего кинематографа, а неким пронзительно-светлым, радужно-мерцающим творческим явлением на его широком небосклоне. Это видели и понимали, прежде всего, поэты. Павел Антокольский, Юрий Левитанский, Булат Окуджава, Владимир Высоцкий, Белла Ахмадулина, Андрей Вознесенский, Александр Галич и многие другие посвятили ей свои признательные строки. Такого невообразимо громадного поэтического восторга не удостаивалась более ни одна другая актриса советского кино – даже Любовь Орлова. Приведу лишь посвящение моей героине Антокольского: «Прелестная, — нет, странная актриса, / Мудрец, ребенок, нищенка, король. / Постой, присядь, внимательно всмотрися/ В единственную — в жизненную роль. / Я ни о чем просить тебя не стану, / Но издали любуясь и любя, / Я должен, должен, должен непрестанно/ Беречь Тебя, молиться на Тебя».
Саввиной, далее, всегда восхищались почти все, достаточно многочисленные коллеги по цеху, что среди них, сплошь творческих ревнивцев, явление не сильно распространённое. Вот это пожелание великой и непобедимой, как Красная Армия, Любови Орловой дорогого стоит: «Нора желает Норе успеха, бодрости духа, спокойствия. Тогда всё будет хорошо. Обнимаю». Но ещё красноречивее в этом смысле признание Людмилы Гурченко (знаю не понаслышке о её скупости на похвалу другому): «Как-то, возвращаясь в Москву, мы оказались с Саввиной в одном купе. В ту ночь Саввина обрушила на меня лавину неведомых мне стихов. Меня поразила тонкая игра ее ума, личные, своеобразные суждения о самых, казалось бы, обыкновенных вещах. Я не успевала передохнуть, а она все наваливала и наваливала. Ну, думаю, умная, ну потрясающая, ну Софья Ковалевская! Со временем и видишь, и оцениваешь все по-другому и заново. Действительно, Ия Саввина абсолютно лишена всех внешних признаков «артистического», она – из редких актрис, умеющих почти не меняя облика, стать изнутри другим человеком. Ее покой — то кажущийся покой. Он волнует, он берет за душу. А ее голос! Сколько в нем тайного, женского. Я вас люблю, «юная дама» моей мечты, актриса, женщина и неожиданный человек».
Или вот ещё откровения «божественного тенора» Ивана Семёновича Козловского: «Вы — и проповедница, Вы — и монашка… Аскетизм Вам не чужд, как не чуждо и Ваше мгновенное обнажение перед удивленным, пораженным и восхищенным артистом. Да! Да! Вот какая Вы гармоничная. Диапазон Вашего творчества непостигаем».
Про умных критиков и нас, грешных зрителей, уже и говорить нечего. Тут мы с редким единодушием признаём: из более чем шести десятков сыгранных Саввиной фильмов, — добрая треть по праву считаются классикой. Вспомним навскидку лишь некоторые из них: «Звонят, откройте дверь!», «Анна Каренина», «История Аси Клячиной, которая любила, да не вышла замуж», «Служили два товарища», «Сюжет для небольшого рассказа», «Романс о влюбленных», «Частная жизнь», «Слезы капали», «Гараж». При этом, что удивительнее всего, Ия Сергеевна не имела базового актёрского образования. Она с детства мечтала стать журналисткой, писала статьи в школьную стенгазету и, будучи золотой медалисткой, легко поступила на журфак МГУ, наповал сразив приёмную комиссию своим знанием литературы и особенно поэзии. Лишь потом случился в её биографии студенческий театр МГУ. Сама актриса много лет спустя, вспоминала: «Спектакль «Такая любовь» Павла Когоута родился на бурном сломе времени, на подъеме общественной жизни; тогда в Политехническом стали устраивать вечера поэтов, Ефремову удалось создать «Современник», появились новые имена в режиссуре. В МГУ был приглашен молодой актер Московского ТЮЗа Ролан Быков, который в нашем коллективе нашел единомышленников. «Такую любовь» пересмотрела вся Москва. Помню, после премьеры ко мне подошел худенький и очень милый молодой человек и подарил свою первую книгу — «Мозаика». Это был Андрей Вознесенский. Когда мы выпускали «Такую любовь», я сдавала госэкзамены в университете, меня стали приглашать сниматься; я не собиралась бросать любимое дело, от предложений отказывалась. Но перед чеховской «Дамой с собачкой» устоять не смогла». Так Саввина дебютировала в фильме Иосифа Хейфица, поразив и зрителей, и кинокритиков удивительным сочетанием почти что ангельской внешности, незаурядного актерского дарования и сильного характера. Уже тогда всесоюзно известный Алексей Баталов сказал: «Ия – очаровательная, единственная и неповторимая. И я счастлив, что был восторженным свидетелем начала её восхождения в великое искусство кино».
За несколько лет до этого восхождения, ещё на студенческой скамье будучи, Ия Саввина вышла замуж за профессора геологии и актёра Всеволода Шестакова. Любители игровых научно-популярных фильмов должны помнить серию из восьми картин с его участием. Прямо скажем, нестандартным был тот учёный-геолог. И у них с Ией родился сын Серёжка. С синдромом Дауна. Это мне пишется, а вам читается легко. В жизни молодых родителей то была трагедия, страшнее которой никто из них ни до ни после не переживал. Врачи сразу посоветовали мамаше отдать дитё в спецучреждение. Аргументы приводили железные по неотразимости. Типа того, что вы, мол, — известная актриса. А дети с таким диагнозом рождаются обычно у всяких деклассированных личностей — алкоголиков, душевнобольных, наркоманов. И что подумают ваши поклонники? Потом учтите: он же узнавать вас не сможет. Даже сидеть и то вряд ли сумеет. Ну и самое главное: люди с подобной болезнью живут обычно до пятнадцати, максимум — до двадцати лет. И оно вам надо? Таких суждений придерживались и родные Ии Сергеевны. Страшнее всего, что даже муж, после некоторых колебаний, согласился с «умными и рациональными» доводами всех доброхотов. Лишь одна свекровь Янина Адольфовна с мудрой смиренностью заявила: «Ия, — это наш с тобой крест. И его надо нести».
Много лет спустя, Саввина признается: «Я не осуждаю тех, кому такое бремя оказывается не по силам. У меня самой в жизни была минута слабости. Когда Сереже исполнилось семь, я узнала, что есть отличная лесная школа под Москвой, и подумала отдать его туда. Человек, которому я позвонила — я часто забываю фамилии, но эту запомнила на всю жизнь, Ченцов, — спросил: «Вы хотите отказаться от ребенка?» «Упаси Господь, как вы могли подумать!?» — «Тогда не отдавайте его никуда и никогда». Так я и сделала. Сережу спас профессор Сперанский, знаменитый педиатр, который прожил 96 лет и выбросился из окна, когда узнал, что у него рак. Тогда ему было 80, выглядел он на 60, излучал уверенность и силу. Я понесла к нему трехмесячного сына, наслушавшись разговоров о том, что такие дети к четырем годам не умеют сидеть и редко доживают до двадцати. Сперанский взял Сережу на руки и ушел с ним на сорок минут — как можно сорок минут осматривать младенца, не представляю, что уж он там выслушивал-выстукивал, — и вернулся со словами: «Вам будет очень трудно, но, думаю, вы справитесь». Поначалу прописал одно: покупать на рынке печенку, протирать и кормить. Показаться через три месяца. Трехмесячного! Телячьей печенкой! Но мы протирали и кормили. Увидев полугодовалого Сережу, профессор воскликну: «Вы принесли мне совсем другого ребенка!» А дальше — массаж ног, потому что ноги были колесом. А дальше — бабушка Янина Адольфовна, педагог, оставила работу и занималась только внуком. Из-за той бабушки, царствие ей небесное, я шестнадцать лет прожила в семье первого мужа, когда давно уже никакой семьи, в общем-то, и не было. Но Сережа рос, и учился. Если бы он не был болен, он был бы, думаю, гением, – но он и с лишней хромосомой полноценней иных здоровых. Я помню, как незадолго до смерти ко мне пришёл Олег Ефремов на мой ежегодный хаш — 1 января. Когда его провожали, сказал: вот, Сережа, наступает год Пушкина — будем вместе с тобой учить его стихи. И Сережа, глядя на него влюблёнными глазами, чётко продекламировал: «Была та смутная пора, когда Россия молодая, в бореньях силы напрягая, мужала с гением Петра». Говорю Олегу: «Он знает наизусть всю «Полтаву». И Ефремов заплакал. Никого, однако, не хочу обманывать. Мне было очень трудно, порой – невыносимо тяжело. Но зато я смотрю на свою жизнь без отвращения и стыда, а это кое-чего стоит. Я молю Бога только, чтобы он меня и Сережу взял одновременно».
Несмотря на отсутствие профессионального актерского образования, Ию Саввину в 1960 году Юрий Завадский пригласил в свой Театр имени Моссовета. Её партнёрами стали Любовь Орлова, Фаина Раневская, Вера Марецкая, Ростислав Плятт. Пребывание в таком невероятном созвездии могло вскружить голову или наоборот вселить комплекс неполноценности кому угодно, только не Саввиной. Без малейшей робости, но с полной ответственностью она блестяще сыграла, кроме уже упоминаемой «Норы», весьма заметные роли в спектаклях «Странная миссис Сэвидж», «Турбаза», «Ленинградский проспект», «Петербургские сновидения». И в каждой демонстрировала присущие только ей удивительные качества целомудренности, доброты и трогательности. Параллельно снялась в картине «История Аси Клячиной, которая любила, да не вышла замуж». Фильм повествовал о кроткой, гордой и нежной хромоножке, ждущей ребенка от шофёра Степана. К Асе из города приезжал с предложением руки и сердца влюблённый в неё мужчина. Несмотря на то, что Степан постоянно Асю унижал и даже бил, она отвергала городского ухажера. Под конец фильма он принимает роды собственного сына, проявлял всё же к Асе некие человеческие чувства. Судьба фильма, где актриса сыграла с запредельной жизненной правдивостью, сложилась весьма драматично — зрители по достоинству его оценили лишь спустя двадцать лет. Но рассказал я про это отнюдь не для того, чтобы лишни раз пнуть те непростые времена, названные почему-то застойными. Режиссёр А. Кончаловский решил «развить тему» и взялся за фильм «Курочка Ряба», ставший продолжением истории Аси Клячину. Ознакомившись со сценарием, Ия Сергеевна сочла его оскорбительным для русского народа и отказалась сниматься в фильме: «Ты хоть понимаешь, что пишешь о великом русском народе?! Это же издевательство!». Свой отказ объяснила так: «Вместо Аси нарисовался безнадежно одномерный персонаж, с которым мне неинтересно. В серьезном искусстве никто не одномерен, даже Плюшкин, одержимый единственной страстью стяжательства. Гоголь старательно наделяет его вполне человеческими чертами. Ведь он даже хочет подарить Чичикову часы, но часы не дарятся; он с ними расстаться физически не может. Сегодня же почти у всех всё плоско, но это проблема художников, а не Аси Клячиной. Мне вспоминаются слова Майи Плисецкой: «Мы всё время требуем, требуем, требуем: у народа, у правительства, у соседа. Ася Клячина из тех, кто не требует, а отдаёт, в этом стержень и суть её характера, а стержень ведь не меняется. Чушь, будто человека ломает жизнь, и незачем кивать на время. Меня всегда коробит, когда говорят «жизнь заставила». Жизнь никого не заставляет, она нас лишь проявляет».
Саввина имела законное право на императивность подобных суждений. Кроме того, что она обладала несомненным и уникальным даром чудесного, искреннего перевоплощения; была сподоблена некими Высшими Силами редкой душевной крепостью и добросердечием; так ещё вдобавок исповедовала чистый незамутнённый никакими привходящими моментами, нутряной, первородный патриотизм. Ию Сергеевну невозможно даже представить заигрывающей с так называемыми «либерастическими прогрессивными ценностями». Её абсолютной искренности, честности и принципиальности многие просто побаивались. Она никогда не участвовала ни в каких «авангардных» и потому всегда пошлых проектах, не занималась тем, что ей не нравилось, ссылаясь на материальную необходимость, которая для неё никуда ведь не девалась. У актрисы наблюдалась какая-то повышенная, почти гипертрофированная чувствительность к пошлости. К любой, не только творческой. В делах театральных, кинематографических, но в житейских особенно, она всегда опиралась только на собственный безупречный вкус, но не на чужое мнение. Заслужить её расположение было нелегко. Дураку Саввина открыто говорила, что он дурак. Она вообще отличалась завидной остротой языка. В этом смысле многие, и не без основания, полагали её продолжательницей Раневской, афоризмы и едкие высказывания которой общеизвестны. Кстати, Ия Сергеевна дружила с «великой Фуфой» до самой её смерти, очень уважала старшую коллегу, и Фаина Георгиевна отвечала ей тем же, к чему я ещё непременно вернусь.
Пока что остановлюсь на фильме Александра Карелова «Служили два товарища», который в силу нескольких причин стал для Саввиной этапным в её творческой биографии. Во-первых, режиссёр поставил перед ней и Высоцким сверхзадачу: поручик Александр Брусенцов и сестра милосердия Саша должны так сыграть свою сюжетную линию, чтобы она оказалась достойным мировоззренческим противовесом линии главной – военной судьбы товарищей-красноармейцев Ивана Карякина и Андрея Некрасова. Задача, между прочим, чрезвычайной сложности, если учесть, что экранное время у «белых» в два раза меньше, чем у «красных». Тем не менее, Саввина и Высоцкий блестяще выполнили режиссёрскую установку. Во-вторых, Ия Сергеевна встретилась на тех сьёмках с Роланом Быковым и Аллой Демидовой. Впервые со студенческого театра. Наконец, в-третьих, именно с этого фильма между Саввиной и Высоцким завязывается искренняя и сердечная дружба. Театр на Таганке вообще становится для неё чем-то неизмеримо большим, чем обыкновенное столичное культурное заведение. Вот как вспоминала о том сама Ия Сергеевна: «На сьёмках «Служили два товарища» случился забавный случай. Володя спел под гитару «Лукоморье». Я натурально обалдела — так мне это понравилось! И говорю: «Какое чудо! А кто, Володя, Вам это сочиняет?» Вся группа ка-а-ак грохнет смехом. А он в одно касание: «Моя жена!» После этого вообще все покатились со смеху. Я — в замешательстве, потому как раньше не слышала его пения. Но по моему обескураженному лицу он, очевидно, понял, что я не придуриваюсь. Обнял меня и спрашивает: «Неужели вы не помните, как мы снимались в «Грешнице» у Филиппова?» — «Вот бросьте в меня камушком – не помню» — «Мне тогда знакомцы говорили: Саввина — это кошмар. Она тебя сожрёт с потрохами – такая сука. А я ехала на электричке в студию. Замёрз, как цуцик. И девочка с косичками говорит Филиппову: пусть, мол, Володя передохнет, бутерброд съест, и мы начнём. И я тогда подумал: сука-то оказалась порядочным человеком». Вот так мы и сблизились с Володей на всю оставшуюся жизнь».
После семнадцати лет работы в театре Моссовета, Саввину пригласил во МХАТ Олег Ефремов. Пошла с великой радостью – всю жизнь мечтала о таком режиссёре. Много играла. За спектакль «Рождественские грезы» Н. Птушкиной получила театральную премию «Хрустальная Турандот», которой очень гордилась. И параллельно напряжённо работала в кинематографе. На стыке семидесятых и восьмидесятых годов сыграла в двух десятках картин. Одна из них — драма Юрия Райзмана «Частная жизнь» получила невероятное число всяких призов и номинаций. В том числе — награды Венецианского и Московского кинофестивалей. Райзман и Михаил Ульянов номинировались даже на премию «Оскар» Американской киноакадемии. Государственной премии СССР удостоились художник картины Татьяна Лапшина, режиссер Райзман, исполнители главных Ульянов и Саввина. Тогда же Ия Сергеевна встретилась со своим вторым мужем Анатолием Васильевым.
…С Толей мы в разное время служили под началом бесподобного командира и военного педагога Анатолия Григорьевича Утыльева. Дружим поэтому болеет тридцати лет, и когда-нибудь я обязательно печатно воздам должное и своему старшему товарищу, и его многолетней (31 год) совместной жизни с Ией Саввиной. Пока же с надеждой на понимание и снисходительность читателей приведу выдержку из своей книги «Босая душа или Каким я знал Высоцкого»: «Жизнь, однако, так распорядилась, что широкому зрителю имя Анатолия Васильева почти неизвестно. И очень многие, пожалуй, только из этих заметок узнают, что был у Высоцкого ещё и такой закадычный друг. Потому что сам Толя, как это ни странно, почти никогда и нигде не бравирует тем, что при жизни был любим и обласкан таким великим человеком. Ни в одном фильме о Высоцком нет воспоминаний Васильева. Даже в моей повести Толе отведена всего лишь страничка. На большее отец барда не согласился.
В своих оценках сына, как и вообще в оценках сложных жизненных явлений, отец ошибался часто. В данном случае — тоже. Толя Васильев — большая умница, обладающий повышенной душевностью и почти гипертрофированной сострадательностью человек. На своих немногочисленных концертах Толя Васильев, помимо всего прочего, обязательно исполняет все пять морских баллад Владимира Высоцкого, имея на то прижизненный карт-бланш поэта и друга. Но говорит об этом как-то вскользь, словно, стыдясь. Такой совестливый человек: «Понимаешь, мне всегда кажется, что кто-нибудь в аудитории подумает: «Вот, и этот туда же. Хвастается своей дружбой с великим покойным».
Зря Толя так думает. Все, кто хоть немного знакомы с жизнью и творчеством Высоцкого знают прекрасно: Васильева он любил искренне».
— Толя, на смертном одре Ия просила тебя сберечь её сына. Как вы теперь обитаете с Сергеем без его матери?
— У нас, слава Богу, всё нормально. Мы с Ией за несколько лет до её ухода решили, что опекуном Серёжи буду я. Тогда же и оформили все необходимые документы. Отказываться от этой обязанности я не собираюсь. Это мой святой долг перед Ией. Сергей привык каждое лето проводить на даче, а осенью возвращаться в Москву. Он, естественно, нуждается в особом уходе, а я много времени провожу на работе. Через пару недель вообще еду на гастроли в Израиль. Так что мне пришлось нанять сиделку. Она спокойный и добрый человек, неспособный обидеть больного. А Серёжа, ты же знаешь, покладистый, послушный. К тому же он многое умеет делать сам. С утратой мамы он смирился и утверждает, что она стала ангелом. Часто бывает в церкви, благо рядом с нашим домом есть храм. Нас регулярно проведывает психолог. И делает она это по велению сердца, как было и при жизни Ии. Что ещё? Сергей окончил университет, работал переводчиком. Он прекрасно изучил английский язык. Знает поэзию, в живописи прилично разбирается. Его натюрморты с успехом экспонировались на персональной выставке в Москве. Во время гастрольных поездок, отвечая на вопросы поклонников своего таланта, Ия Саввина со счастливыми глазами рассказывала о сыне, тем самым воодушевляя матерей с проблемными детьми и разрушая общественные стереотипы. У Серёжи сейчас есть всё: синтезатор, много красок, книг, багетов. И он замечательно всем этим занимается — играет на синтезаторе, рисует, совершенствует английский. У него всё проще, он живёт в своём мире, который, видимо, лучше нашего. Вообще, Серёжа — вечно улыбающийся парень. Недаром таких людей, как он, называют детьми Солнца. Очень редко бывает, что ему что-то не нравится, а так он всё время пребывает в прекрасном расположении духа.
— А теперь, Толя, прошу тебя вспомнить о приватной жизни Ии Сергеевны. Ведь никто в мире лучше тебя её не знал…
— Она была красивой, нежной, с невероятно притягательными глазами и немыслимым обаянием. А ещё — очень мудрой была. Ия реагировала на жизненные коллизии резко, но почти всегда справедливо. Кому-то это, наверное, не нравилось, но её раздражала чужая глупость, тупость, бестолковость, непорядочность, непрофессионализм — то, что раздражает всех нас. Она была разной, как все мы: веселой, когда пела и танцевала, сосредоточенной, когда читала или писала, сердитой — тогда ругалась и могла даже накричать. Знала наизусть очень много стихотворений, но это касалось только её любимых поэтов — Юрия Левитанского, Булата Окуджавы, Иосифа Бродского. И Владимира Высоцкого Ия любила именно как поэта, а не как актёра или барда, Обожала читать его песни как стихи. Так что дело тут не в уникальной памяти, схватывающей на лету любую, в том числе и поэтическую информацию, — она хорошо помнила только тех, кого любила.
Наше с Ией Сергеевной поколение отличается от современного: нынешней молодежи такие знания не нужны, а мы не могли и не хотели жить без них. Существовал так называемый самиздат: запрещённые в стране произведения перепечатывались под копирку на машинках на папиросной бумаге. Такие книги мы под строгим секретом читали и передавали друг другу. Сейчас стихи забыты — время другое. Но когда-нибудь маятник, как уже миллион раз бывало в истории, качнётся в обратную сторону, и люди снова начнут собираться на поэтические вечера.
Круг людей, вхожих в наш дом, — ты сам свидетель, — был очень широк. Но были люди, перед которыми Ия просто преклонялась. Например, артисты балета Екатерина Максимова и Владимир Васильев, которых она считала живыми гениями и говорила им об этом в лицо.
На 60-летие Ии я с многочисленными приятелями собрал и издал сборник её газетных и журнальных публикаций. В этой книжке практически всё, что она успела написать, — за исключением двух-трёх статей. К сожалению, их очень мало. У неё было очень лёгкое перо, ум и глубина — такое сочетание среди современной журналистской братии встречается редко. Потому я с Ией время от времени даже ругался по этому поводу: мол, почему ты ничего не пишешь? После этого она садилась за письменный стол, но терпения хватало не надолго. Видимо, её журналистское время прошло. В МГУ, да и сразу после окончания журфака, она горела этой работой, печатала статьи на машинке — компьютеров в то время ещё не было. Но со временем охота писать пропадала, пока не сошла на нет.
Очень трогательно Ия дружила с Раневской. Фаина Георгиевна своим низким голосом спрашивала: «Девочка моя, вы как спите?». — «Плохо, Фаина Георгиевна». — «А я в таких случаях считаю до 16 миллиардов. Но так как с арифметикой у меня всегда были нелады, я считаю так: один миллиард, два миллиарда. Вообще, когда вам плохо, делайте как я. А я кричу: «Ура, ура! В ж…пе дыра!». На стене у нас висит картина с надписью на обратной стороне, сделанной рукой Раневской: «Талантливой Саввиной от такой же Раневской. 1974 год». Однажды Фаина Георгиевна случайно налетела по телефону на меня: «Можно Иечку?». — «Её, — говорю, — сейчас нет». — «А вы — её друг»? И, услышав утвердительный ответ, воскликнула: «Боже, как я ей завидую!». Ия часто говорила мне: «Хочу навестить старуху». Мы садились в машину, я подвозил Ию к дому на Бронной, а сам ходил во дворе и ждал её возвращения. И хотя они по два, а иногда и по четыре часа вели свои разговоры, мне это было не в тягость. Меня радовало общение этих удивительных женщин – таких разных и таких похожих.
Ия просто обожала возиться со всякими растениями! Все подоконники в нашей квартире были заставлены цветами и цветочками, которые при отъезде на лето за город надо было кому-то поручать. Когда мы осенью приезжали в Москву, начинался обратный процесс возвращения горшков и расстановки по подоконникам. В земле жуть как любила копаться. Ей нравилось перетереть комочки, чтобы земля стала, как пух, что-нибудь посадить, а потом наблюдать, как всё это растет. Ии достаточно было ткнуть в землю сухую ветку, и та тут же зеленела – руку имела лёгкой. С сорняками всегда общалась на матерном языке. Ей нравилось побросать в подол огурчики, а на следующее утро снова пойти и обнаружить, что вчера что-то пропустила, — радовалась всегда невероятно. Очень любила делать всякие заготовки — солить, сушить, мариновать. Она вообще обожала готовить, и получалось у неё это замечательно. Собирала кулинарные книги: от классика русской кулинарии Елены Ивановны Молоховец (это середина ХIХ века) и до современных изданий. Друзья и знакомые знали: хочешь сделать Ии Сергеевне подарок — купи поваренную книгу! Она могла перечитывать эти труды бесконечно, а потом, скрупулезно соблюдая рецептуру, готовить сложнейшие блюда. Над некоторыми нужно было колдовать неделю, а иногда и 10-15 дней: неделю вымачивать мясо в каком-нибудь растворе, потом неделю его отбивать, а потом ещё неделю мариновать — дождаться блюда было просто невозможно. Особенно много таких рецептов именно у Молоховец, каждое блюдо у неё готовится не меньше трех дней, за что я рецепты Елены недолюбливал. Но это была стихия Ии. Причем ей очень важно было не столько попробовать блюдо самой, сколько угостить гостей и увидеть, как их физиономии расплываются в улыбках удовольствия.
Последние годы судьба почему-то стала испытывать Ию на прочность. Все началось с того, что в 2008 году медики обнаружили и удалили меланому — злокачественную родинку. Весной 2011 года она перенесла инсульт. Хирургическое вмешательство спровоцировало метастазы. Но жена наотрез отказалась от курса химиотерапии, хотя все мы упрашивали её под милый дух. А уже летом того же года Ия попала в автомобильную аварию. Никто и не предполагал, что всё произойдёт так стремительно. Поверь, она не чувствовала своего ухода. Не готовилась к смерти. Всегда была спонтанным человеком. Как жизнь идет, так она её и принимала. Никогда не планировала: на завтра, на послезавтра. Как говорится, не смотрела вдаль. В этом выражалась её внутренняя свобода. Ия никогда не зависела от обстоятельств. Не суетилась в жизни. Хотя, может быть, это её ошибка. Тем не менее, она так жила. Мы были на даче, когда все началось. Ия почувствовала недомогание. А когда стало совсем плохо, срочно поехали в Москву. Но меланома — самая коварная вещь в онкологии: человек может и 10 лет прожить, а может сгореть за месяц. Известие о том, что жить ей осталось всего несколько дней, она восприняла спокойно и стойко.
— Она приходит в твои сны?
— К сожалению, нет, и это очень странно, даже обидно. Наяву, как видение, она мне является очень часто, а во сне почему-то не приходит. Многих в таких случаях спасает религия, а я, к сожалению, атеист. Друзья неоднократно пытались обратить меня в веру и окрестить, но это же не происходит по чьему-то желанию или велению. А в силу своего атеизма я понимаю, что она ушла навсегда, и это очень страшно. Навсегда! Будь я верующим, надеялся бы встретиться с ней где-то в мире ином, но я понимаю, что этого не будет. Она живет только в моей памяти.

Михаил Захарчук