Макеев Николай Иванович — генерал-лейтенант, может быть, самый великий военный редактор в партийной советской печати.

В эти дни, 111 лет назад родился генерал-лейтенант Николай Иванович Макеев – большой, может быть, самый великий военный редактор в партийной советской печати. Три десятилетия он командовал главной военной газетой страны – «Красной звездой» — в народе «Звёздочкой». По длительности пребывания в кресле главного редактора Макеев пропустил вперёд себя только Василия Захарченко, 35 лет редактировавшего журнал «Техника молодёжи» и Анатолия Софронова, 33 года возглавлявшего журнал «Огонёк». Когда Николай Иванович пришёл в «КЗ» её тираж составлял менее 500 тысяч экземпляров. В розничную продажу газета не поступала. В почтовых отделениях подписка на неё не велась. И всех это устраивало. Покидал Макеев «Звёздочку», когда та насчитывала боле трёх с половиной миллионов тиража и прочно занимала место в пятёрке самых лучших, самых любимых советских газет: «Правда», «Известия», «Комсомольская правда», «Труд», «Красная звезда». Как пальцы на руке…
Из четырёх орденов, которыми была награждена военная газета за всю свою историю (Красной звезды (1933), Красного знамени (1945), двух орденов — Ленина (1965) и Октябрьской революции (1974) — она удостоилась при Макееве. А ещё получила новое здание на Хорошевском шоссе и едва ли не самую современную в стране типографию по тому же адресу. Однако главный подвиг Макеева на каменистой и суглинистой газетной ниве заключался в том, что он сумел возвысить авторитет «Красной звезды» до практически недосягаемой для иных изданий высоты. Конечно же, мне могут возразить в том смысле, что при советской власти к печатному слову вообще в обществе прислушивались со вниманием, по нынешними временам просто-таки немыслимым. Всё так. Но, согласись, читатель, одно дело воевать газетчику «за справедливость» в условиях худо-бедно тогдашней партийной демократии, и совсем иное журналисту в погонах «добиваться правды» при жестких, а, порой, и жестоких уставных положениях воинской субординации, очень точно подмеченных присловьем: «Пункт первый: командир всегда прав. Пункт второй: если командир не прав – смотри пункт первый». Это я к тому, что все годы, десятилетия своего редакторства Николай Иванович терпеливо, вдумчиво и созидательно выстраивал, утверждал, начиная с редакционного коллектива и заканчивая министром обороны, ГлавПУром и ЦК на Старой площади, особые, как бы нынче сказали, эксклюзивные взаимоотношения, при которых военный журналист должен был, даже обязан, соблюдая ту самую субординацию, оберегая военную тайну, тем не менее, отстаивать свою позицию до конца, критиковать всех, вне зависимости от величины звёзд на погонах, кто был не в ладах с совестью, моралью, долгом.
Даже формулируя этот основополагающий макеевский принцип руководства творческим коллективом, я упарился. А каково было ему, всегда находясь на капитанском мостике крейсера «Красная звезда», проводить его всякий раз извилистыми фарватерами, под неусыпным наблюдением мощных министерских и партийных локаторов. Да и то сказать, но Макеев пережил пятерых министров обороны, включая не всегда предсказуемого Жукова и стольких же Генсеков – от «кукурузника» Хрущёва до «перестройщика» Горбачёва. И тут ведь что чрезвычайно примечательно.
Был у нас такой партийный и государственный деятель, долгожитель на Олимпе власти – А. И. Микоян. О нём, кто с почтением, а кто и скептически отзывались, что Анастас Иванович прожил-де от Ильича до Ильича без инфаркта и паралича. Засидевшись однажды в гостях, он решил отправиться домой по дождю. Говорят ему: вы же промокнете. Ничего, отвечает, я между струйками, между струйками… Приходилось ли Макееву лавировать «между струйками»? Если не всегда, то чаще всего. Николай Иванович походил по газетному лезвию ещё при жизни вождя народов Сталина. Сие обстоятельство не могло не повлиять на его мировоззрение, не сформировать в его менталитете ряд ценнейших качеств, которыми в те годы просто обязан был обладать каждый редактор солидного советского издания. В их ряду политическое чутье, номенклатурный нюх стояли едва ли на первом месте. И Макеев ими владел виртуозно. Умел он использовать (в интересах дела, разумеется) как сильные, так и слабые стороны тех, кто руководил партией, страной и армией. Но при этом никогда не ронял чувства собственного достоинства, не лебезил и не заискивал перед власть предержащими. Помните, как у Оскара Уайльда: «Все мы сидим в сточной канаве, но некоторые из нас смотрят на звёзды». Николай Иванович всегда их наблюдал и подчинённых к тому подвигал. В этом и заключалась его определяющая офицерская, редакторская и человеческая сущность.
… Макеев девятый месяц находился в кресле главного редактора – нечего сказать: символический срок. И вдруг раздаётся звонок того самого Жукова Георгия Константиновича – Маршала Советского Союза, четырежды Героя и министра обороны: «Прочёл я в сегодняшней «Красной звезде» передовую статью «Военный прокурор». И хочу спросить вас, товарищ главный редактор, кто, по-вашему, руководит и командует Вооружёнными Силами — я или военные прокуроры?» И положил трубку – такая себе акушерка.
Макеев срочно собрал редколлегию. А надо заметить: если кандидатов для работы в газете отбирали, тщательно рассматривая их под лупой, то на членов редакционной коллегии Николай Иванович всегда смотрел через микроскоп. Поэтому случайных людей там никогда не наблюдалось. И вот им, своим первым помощникам, главный редактор честно признался. После звонка министра обороны, сказал, я предельно внимательно перечитал передовую, вник, что называется, в каждое её слово и убедился: Жуков прав вовсе не потому, что он наш главный начальник. Самоё статью следовало выстраивать иначе. Да, от блюстителей порядка в жизни и деятельности воинских коллективов зависит многое. Но далеко и вовсе не всё. То, что якобы «все мы ходим под прокурором» — исключительно обывательский взгляд на действительность. Ибо за правопорядок, соблюдение законности в войсках и на флоте, как и за всё прочее, из чего состоит воинское бытие, всегда отвечает командир-единоначальник. Как раз этого акцента в передовой и не оказалось. Вперёд нам всем наука. Будем работать, а бог не выдаст, свинья не съест. И больше никаких телодвижений главред не предпринял. Что Жуков тоже оценил по достоинству, ибо не любил подобострастных, каблуками щёлкающих…
Ровно через год Николаю Ивановичу пришлось отчитываться о деятельности «Красной звезда» на заседании коллегии Минобороны. Как раз в те времена первый секретарь ЦК КПСС Н. С. Хрущёв где-то высказался, относительно того, что газеты подчас «увлекаются смакованием негатива», критикуют всех и вся, не вникая в суть дела, не предлагая каких-либо конструктивных мер по устранению недостатков. Эти довольно общие рассуждения первого лица в партии некоторые доброхоты попытались отнести к «Красной звезде», на страницах которой критических материалов наблюдалось предостаточно. Вообще я должен заметить, что Макеев всегда полагал неудачным номер «КЗ», в котором отсутствовала хотя бы одна остропроблемная или даже фельетонная публикация. Так что вовсе не случайно на том заседании коллегии министерства прозвучали предостережения: критический пыл военным журналистам следует поубавить. А то, дескать, некоторые краснозвёздовцы уподобляются тем горе-писакам, о которых говорил товарищ Хрущёв. Макеев чётко и внятно (это он умел делать блестяще) изложил свою редакторскую позицию относительно критики и самокритики в армии, на флоте. Однако те объяснения во внимания не приняли и объявили ему выговор. На следующий день позвонил генерал — секретарь коллегии: «Николай Иванович, дорогой, вот оформляю протокол после вчерашнего заседания и никак в толк не возьму, а за что конкретно тебя наказали? Помоги, пожалуйста, сформулировать претензии к тебе». Главный редактор спокойно ответил: «Извините, но в таких делах я советчиком быть не могу». Выписка из приказа о выговоре в редакцию так и не поступила. А Макеев «выводы из критики» сделал по-партийному правильные: организовал внештатный отдел фельетонов, только сотрудника в него посадил штатного. (В мою бытность редакционный фельетонист полковник Александр Иванович Дровосеков уже был приписан к секретариату и регулярно выдавал на гора свою продукцию, типа «Баран с прицепом», «Бани исчезают в полночь» — до сих пор помню те забойные публикации).
В другой раз спецкор Николай Черкашин, ныне известный литератор, написал в «Красной звезде» материал о Герое Советского Союза… чистильщике обуви на Казанском вокзале. Высшие военные руководители СССР натурально озверели от той публикации. Донеслось до ЦК КПСС. Там поддали огня в полымя. Шум и гам стояли на всю ивановскую. Причём, все большие номенклатурщики возмущались отнюдь не тем, что Герой вынужден был зарабатывать себе на хлеб насущный чисткой сапог, а тем, почему именно краснозвездовец всё это раскопал и обнародовал. Нашему главному редактору позвонил тогдашний начальник ГлавПУра генерал армии А. А. Епишев и устроил форменный разнос. Но они были в дружеских отношения, что позволяло Николаю Ивановичу понизить тональность разговора и спокойно заметить:
— Алексей Алексеевич, но ведь мой корреспондент написал правду!
— Засунь себе её в ср…ку!- зло огрызнулся главный военный комиссар страны. — Нам такая правда не нужна!
— Извини, но всё равно наказывать Черкашина я не намерен.
Епишев крякнул и разговор прекратил. Понимал прекрасно, что как раз его «правде» место в той самой ср…ке.
…Где-то в начале 1960-х «Красная звезда» совместно с Центральным домом Советской Армии проводила конкурсы на лучшее решение шахматных задач. В одном из них в числе призёров оказался читатель с такими же фамилией и инициалами, как у тогдашнего министра обороны Р. Я. Малиновского. Николай Иванович позвонил Маршалу: «Родион Яковлевич, не удивляйтесь моему вопросу. Но в решении шахматных задач принимал участие Малиновский Р. Я. Это вы или ваш однофамилец?» — «Конечно, я. Понимаешь, Николай Иванович, я люблю шахматные задачи. Но времени искать их у меня нет. Вот и решаю те, что в газете. А посылал ответы по моей просьбе адъютант только лишь для того, чтобы проверить их правильность» — «Вы очень хорошо решали и вышли победителем среди более, чем сотни претендентов. Могу я как-то обнародовать эти итоги?» — «Нет, Коля, мне достаточно твоего сообщения». Так никто не узнал, что победителем конкурса стал министр обороны.
…Макеев родился 22 мая 1911 года в селе Новобатайск под Ростовом-на-Дону. Трудился на сельхозработах с детства. После окончания средней школы №9 (это старейшее учебное заведение в Ростовской области появилось в 1876 году) по рекомендации райкома партии и комсомола поступил в Коммунистический институт журналистики имени В. В. Воровского. Окончив его с отличием, получил право выбора будущего места работы и потому остался в Москве. Писал в различные столичные издания, пробовал себя на радио. И как-то так получилось, что больше всего Николая Макеева увлекала оборонная, военная тематика. Оно и неудивительно: предвоенное время, словно предгрозовое, пульсировало повышенной концентрацией милитаризованной напряжённости. Поэтому тридцатилетний журналист в июле 1941 года становится слушателем военно-воздушного факультета Военно-политической академии. Полгода ускоренного курса обучения и Макеева назначают начальником отдел фронтовой жизни в газете ВВС «Сталинский сокол». Через год он её возглавит. А после Победы вновь засядет за учебники, постигая военное искусство в Военной командной академии имени М. В. Фрунзе. И здесь по выпуску получает красный диплом, а заодно очень высокий пост — заместителя начальника отдела печати Главного политуправления Советской Армии и Военно-Морского Флота. С этой должности Николай Иванович и приходит в «Красную звезду» редактором ведущего отдела пропаганды в 1950 году.
В то время газетой командовал генерал-майор В. П. Московский. Зарекомендовал себя он очень хорошо и был затребован на работу в ЦК КПСС. На его место заступил генерал-майор В. И. Штырляев. Такой себе добросовестный служака, обладавший солидным опытом работы в Генеральном штабе. Будучи уже не ответственным, а главным редактором «КЗ», он и занимался тем, что было ему ближе по душе и нраву – бытом редакционных сотрудников, их семей, командирской учёбой военных журналистов. А вот к сугубо редакторской деятельности интереса не испытывал. К тому же не сложились у Василия Ивановича отношения с министром обороны Маршалом Советского Союза Н. А. Булганиным. Николай Александрович вышел с ходатайством перед ЦК КПСС: верните, дескать, Московского хотя бы на время, чтобы он подготовил достойного главного редактора для главной военной газеты. Василий Петрович без колебаний аттестовал на эту ответственную должность Макеева.
Нам не дано выбирать время, в котором приходится действовать. И потому чаще всего оно бывает к нам крайне суровым, если не жестоким. Первые девять лет пребывания Макеева в должности главного редактора «Красной звезды» были густо окрашены хрущёвским сумасбродством. Кукурузник «штамповал ракеты, как сосиски»; исступлённо резал истребительную авиацию; требовал от учёных изобрести такую подлодку, которая могла бы «по земле ездить и в воздухе летать»; дважды сократил личный состав армии и флота, что называется, «порезав его по живому»; подвёл страну практически к порогу ядерной войны. И в то же самое время стремительно формировались Ракетные войска стратегического назначения. В авиации и флоте проходили, без преувеличения, революционные преобразования. На качественно новый уровень поднималась боевая учёба личного состава, который начали готовить к действиям в условиях применения новых средств поражения, в том числе массового. Вообще в Вооружённых Силах страны, которая первой прорвалась в космос, всё менялось динамично и неудержимо. В таких условиях от военных журналистов требовалось не просто поспевать за головокружительными переменами, но и опережать их. И Макеев, как никто другой, понимал, сколь ответственны задачи стоят перед ним лично и перед возглавляемым им творческим коллективом. Твёрдо, спокойно и мудро он управлял им, как руководит симфоническим оркестром талантливый маэстро-дирижёр.
Николая Ивановича вообще отличало природное умение толково и быстро разбираться в сложных жизненных коллизиях. А ещё он всегда поверял свои взгляды и суждения, опираясь на мнения подчинённых, безотносительно к их возрасту и жизненному опыту. Никогда не забуду весьма примечательного в этом смысле случая. По вторникам у нас всегда анализировались номера газеты предыдущей недели. Назначался обозреватель, как правило, член редколлегии, а ему в помощь придавался кто-нибудь из рядовых сотрудников. В тот раз им оказался я — краснозвёздовец, без году неделя. И заметил я в одном из материалов высказывание лейтенанта-финансиста о том, что ему до пенсии, мол, как до греческих календ. А это неправильно. Лучше бы написать, как до Киева пёхом. Два сотрудника отдела культуры и быта, через который прошла заметка, выступили друг за другом и камня на камне не оставили от моего робкого мнения. На следующий день меня вызвал Николай Иванович, который, как оказалось, дежурил именно по тому номеру с греческими календами. Спрашивает, почему вы считаете, что фразеологизм употреблён неправильно? И Светония с императором Августом упомянул. Да потому, ответил я, что у греков календ не существовало. Что, в таком разе лейтенанту никогда не видать пенсии? Но это же абсурд. Выслужит он положенный срок и получит её. «Да, вы правы, — сказал генерал-лейтенант капитану, — допущена ошибка».
Вышел я из кабинета главреда и поймал себя на мысли: а ведь за столь короткий период моего краснозвёздовства Николай Иванович уже второй раз со мной соглашается. Первый случился на моём «дебюте» в «Красной звезде». Материал носил символическое название «Такое трудное начало» и состоял из трёх незамысловатых новелл о курсантах — будущих офицерах. Дежуривший по номеру член редколлегии полковник Станислав Иванович Ковалёв в целом одобрительно отозвался о первой публикации «нашего молодого коллеги» под рубрикой «Годы курсантские». «Но вот третья новелла у меня вызвала несколько противоречивые чувства. Я не совсем уверен: нужна она или не нужна». Любое сомнение в «Красной звезде» всегда ценилось превыше всего. И поэтому следующие выступавшие, блестяще развив «противоречивое чувство» редактора по отделу боевой подготовки ВВС, благополучно похоронили мою третью новеллку. Тем более, что материал большой (заметили единогласно), а последний герой без фамилии, так что сокращение ему только на пользу. Последним выступил Николай Иванович. Как киношный Шурик, я его записал: «Нельзя не заметить, что в первой новелле Захарчука говорится о важности знаний, общей подготовки для будущего офицера. Во второй на хорошем примере показано, как эти знания надобно применять на практике. Если вчитаться в третью новеллку, кстати, самую короткую, то там рассказано о человеке, который не сумел стать офицером потому, что цитирую: «Словом, воли товарищу не хватает по прежнему». И здесь, по моему разумению, заключено то главное, ради чего материал и написан: офицер без воли — не офицер вовсе. Можно и нужно сомневаться всегда. Но только до той поры, покуда не принято решение. Дальше военному человеку следует только действовать – решительно, без колебаний».
По выходу газеты, Станислав Иванович, к слову, очень хорошо ко мне относившийся, решил отметить «Такое трудное начало» на «Доске качества». Макеев не согласился. И я полагаю, как всегда поступил мудро и дальновидно. Да, в материале была именно та самая изюминка, на которую кроме Главного, никто не обратил внимания. Но в целом публикация не дотягивала до лучших краснозвёздовских образцов, хотя я над ней попотел изрядно, во-первых. А, во-вторых, чисто в воспитательных целях не следовало мне, капитану, демонстрировать, что я уже схватил бога за бороду в такой газете.
Врать не стану, сколько, но не единожды — точно приходилось мне слышать от Николая Ивановича рассуждения, примерно такого содержания: да, тут мы ошибались, здесь дали маху, в данном случае усердием переборщили – надо исправляться. На подобные признания горазды только сильные, мужественные и, что самое главное, мудрые люди. Таким и был Макеев. Меня могут упрекнуть: ну прям генерал-ангелочек получается у автора. Да нет, Николай Иванович был живым человеком. Конечно же, имел свои недостатки. Только он представлял из себя «руководителя ленинского типа» в исконном, а не постперестроечно-ерническом понимании этого термина. Он прекрасно понимал, что является примером, ориентиром для всего многочисленного военного идеологического коллектива и потому вёл себя соответственно. Всегда. В большом и в малом. Даже в самом страшно сне нельзя было представить Макеева замешанным в чём-то предосудительном, недостойном звания коммуниста, офицера, гражданина. У него случались выговоры, порой внушительные и грозные, но в 99 случаях из 100 – за поступки и действия его подчинённых, а не за личные просчёты. И эти свои командирские вериги Николай Иванович тоже нёс достойно и мужественно, не сетуя и даже не кряхтя от спорадической бестолковости «дорого личного состава». Он всегда был нашей самой главной и самой надёжной инстанцией. И — защитой.
А каким был всегда стройным, подтянутым. Сколько бы не длились бесконечные «совещуки», я ни разу не видел Макеева усталым, с потухшим взором, не приведи господь зевнувшим. Уже прилично разменяв восьмой десяток лет, он, как и в молодости, бегал по утрам трёхкилометровые кроссы. Правда, машина с мигалкой всегда следовала за ним поодаль. Спрашиваю водителя Володю Комиссарова: часто пользуетесь сиреной? Нет, отвечает. Она нам без надобности. Николай Иванович никогда и никуда не опаздывает.
…В редакции ходила байка. Однажды Макеев поехал в Ленинград. Там ему почему-то, пришлось ему спуститься в метро. И генерал-лейтенант, ничтоже сумняшеся, пошел через турникет, не скормив тому пятака. Робот больно двинул его по лампасам. Так наш Главный узнал, что проезд в общественном транспорте СССР платный. Раз – другой в год Макеев выезжал за границу. Причем, не в какие-то там босяцкие Монголию или Болгарию, а в жирные капстраны. Как-то, возвращаясь из-за рубежа, Николай Иванович попал в авиакатастрофу и лишь чудом остался жив (ему помогла спастись женщина-партработник, ставшая потом сестрой по жизни). И без того мощный, парадоксальный ум Макеева, после катастрофы приобрел еще и некоторую элегичность. Он чаще стал вспоминать о Библии, об Экклезиасте, о том, что всё суета…
Вот любимчиков в редакции Николай Иванович имел. Сильно не напрягаясь, навскидку, могу вспомнить некоторых из них: полковники Вячеслав Гаврилин, Михаил Ребров, Александр Беляев, подполковники Валерий Манилов, Владимир Возовиков, Юрий Беличенко. О том же Гаврилине, к примеру, злые редакционные языки судачили, что он-де после каждой поездки за рубеж привозил Макееву «авторучку, завёрнутую в персидский ковёр». Говорят, что и в гости они друг к другу ходили. Чего не знаю, того не знаю. Зато мне точно ведомо, что Вячеслав Михайлович сносно владел несколькими языками, побывал более, чем в ста странах мира, освещая различные спортивные состязания. Уйдя из «Красной звезды», возглавил «Советский спорт». Был заместителем председателя Госкомспорта СССР по международным вопросам, вице-президентом Национального олимпийского комитета СССР, первым вице-президентом Международной ассоциации спортивной прессы. Валерий Леонидович дослужился до генерал-полковника – первого заместителя начальника Генерального Штаба ВС РФ. Михаил Фёдорович возглавлял у нас единственный в стране и в мире отдел науки, техники и космонавтики. Любимец Сергея Королёва, он прошёл полный курс подготовки для полётов в космос. Написал более полусотни книг. Признанными советскими писателями были Александр Павлович и Владимир Степанович, а Юрий Николаевич по праву считался у нас одним из лучших военных поэтов. Выходит на поверку, что Николай Иванович попросту «питал слабость» к людям умным, не стандартно мыслящим, самородкам. Наверное, потому, что сам таким был.
Из высказываний Н. И. Макеева: «История наша щедра на всё: на правду и ложь, на пепел и огонь. Для «Красной звезды мы должны брать огонь». «Если голова у человека сидит крепко на плечах, то соображает она в разных направлениях и довольно эффективно» (о сотруднике полковнике Виталии Безродном). «Логикой, Захарчук, увы, ваша мысль не оплодотворена и потому она рыхлая». «Сначала надо определить: этот сотрудник задист или не задист (в смысле отсталый или передовой – М. З. ). А потом уж воздадим ему должное». «Я не помню, кто это сказал, но лучший способ не промахнуться — вообще не замахиваться». «Захарчук, а вы пробовали прочитать этот материал глазами супостата? Нет? А это иногда полезно проделывать». «Военное дело, как говорил Драгомиров, скорее, волевое, чем умовое. Но у вас оно – чумовое». «Я думаю это следует уточнить, в смысле, — выбросить». «Коль редактор трусоват, каждый будет виноват».
В поздравительной телеграмме в адрес «Красной звезды» по случаю награждения её орденом Ленина великий русский писатель, Герой Социалистического Труда, лауреат Нобелевской премии Михаил Шолохов написал, что гордится своим сотрудничеством с такой замечательной газетой. А ещё гордится тем, что её возглавляет его земляк.
Бывший заместителем у Макеева, генерал-майор Иван Сидельников написал о своём начальнике: «Тридцать пять лет я работал под началом Николая Ивановича, в одной, так сказать, упряжке. В отношениях со мной, как и со всеми офицерами, сотрудниками редакции всегда он ставался таким же внимательным, доброжелательным, чутким к нашему духовному настрою и состоянию, одинаково уважающим человеческое достоинство руководителя отдела и литературного секретаря, машинистки и корректора, библиотекаря и фотографа, линотиписта-наборщика и печатника. Нисколько не погрешу против истины, если скажу: Макеев был для всех нас образцом порядочности, совестливости, принципиальности, светлой и благородной духовности. Его порой жесткая, но всегда справедливая, осмысленная требовательность к нам по работе, по исполнению воинского долга сочеталась с искренним, идущим от сердца стремлением оградить нас от налета благодушия, самоуспокоенности. В моем дневнике есть запись по этому поводу: «Все больше и больше убеждаюсь: Главный совершенствует нас не окриком, не разносом, а терпеливым убеждением».
К 100-летию со дня рождения Макеева мой бывший редактор по отделу полковник Виталий Мороз написал в «Красной звезде» большой очерк о нашем Главном. Заканчивается он словами: «Тридцать лет оставаться на посту главного редактора центральной газеты в ХХ веке, работать под присмотром пяти очень разных по характеру министров обороны — это, как считают, своеобразный рекорд. В новое время, когда у руководителей средств массовой информации совершенно иной правовой статус, он, можно полагать, будет побит. Но в истории отечественной журналистики вряд ли будет другой редактор, заслуги которого были бы столь высоко оценены государством. Среди наград Николая Ивановича Макеева десять орденов: Октябрьской Революции, Отечественной войны I и II степени, два — Трудового Красного Знамени, три — Красной Звезды, «За службу Родине в Вооружённых Силах СССР» III степени и «Знак Почёта». Нет, не одними выговорами обозначен творческий путь многолетнего руководителя «Красной звезды». Высшей же наградой для Николая Ивановича было искреннее уважение в журналистском сообществе. Память о нём светла».
Святая правда. За всю историю «Красной звезды» лучшего редактора, нежели Макеев она не знала. И могу смело утверждать: судя по всему, знать уже не будет никогда.

Полковник в отставке Михаил Захарчук.