Юрий Александрович Сенкевич: офицер, учёный, гражданин и верный товарищ. 30 лет вёл телепрограмму «Клуб путешествий».
В эти дни родился обнимавший весь мир Юрий Александрович Сенкевич. Офицер, учёный, гражданин и верный товарищ. Горжусь его многолетней дружбой. Он один сделал для пропаганды имиджа СССР больше, чем все советские послы вместе взятые. Ну что они могли, безъязыкие ортодоксы, как правило, секретари республиканских и областных обкомов партии, сказать зарубежному люду? А он, самый близкий друг и соратник великого путешественника современности Тура Хейердала, годами не сходил с телеэкранов западных стран, со страниц буржуазных средств массовой информации, дав за свою жизнь сотни, тысячи интервью. Он и сам, без Тура, объездил потом весь мир вдоль и поперёк, побывав везде, где хотел побывать. Сенкевич являлся нашим самоотверженным послом мира. И покинул он этот бренный мир на год с лишним позже Хейердала…
В 1982 году народный артист СССР К. Ю. Лавров получил Ленинскую премию за исполнение роли В. И. Ленина в спектакле «Перечитывая заново…» на сцене Ленинградского Большого драматического театра имени М. Горького. Отметить это славное событие с друзьями-москвичами Кирилл Юрьевич решил в Малом зале старого Дома актёров ещё на улице Горького. Узнав об этом мероприятии, я взял бутылку шампанского, как часовые берут карабин, строевым шагом прошёл к сцене и громко попросил у собравшихся три с половиной (!) минуты внимания. Голос у меня, конечно, не такой сильный, как у Ричарда Львиное Сердце, от рыка которого приседали кони. Но хорошо подвыпивших гостей Лаврова умолкнуть я заставил. И в полной тишине произнёс здравицу в честь лауреата, который в моём капитанском звании служил в авиации на Дальнем Востоке. Реконструировать тот свой спич или хотя бы что-то внятное из него вспомнить не пытаюсь. Это невозможно сразу по двум очень существенным причинам: я был тоже слегка навеселе (а иначе бы вряд ли решился на подобное), и с тех пор прошло уже более тридцати лет. Но, надо полагать, не самую отъявленную ересь я глаголил, рассказывая, присутствующим о военной биографии артиста, если ровно через три с половиной минуты сорвал приличные аплодисменты. Алексей Баталов подошел к Лаврову, смачно расцеловал того и прочувствовано сказал:
— Спасибо тебе, Кирюша, за такую оригинальную точку в нашей сегодняшней встрече. Это, право, весьма необычно!
Изумленный Кирилл Юрьевич начал клясться и божиться, что он «ни сном, ни духом», что он «впервые в жизни меня видит». И то была сущая правда, но никто ему не поверил, а ко мне вдруг все потеряли всякий интерес. Отойдя в сторонку, я двумя руками, чтобы не расплескать содержимое, поднёс фужер шампанского ко рту. И в это время сзади себя услышал до боли знакомый бас: «Эк, ты, капитан, разволновался!». Передо мной стоял Юрий Сенкевич. Что-то я ему пролепетал тогда насчёт необычности звездной компании (Лавров действительно собрал у себя весь столичный бомонд), насчет собственной врожденной повышенной возбудимости. Добавив при этом, что, мол, хорошо вам судить при вашей-то известности, а я ведь впервые в жизни выступил перед такой звёздной публикой.
— Между прочим, я до сих пор боюсь телекамеры, — неожиданно признался Юрий Александрович. И тут уже наступил черёд мне удивляться:
— Неужели же вы не свыклись с тем, что являетесь всесоюзной и мировой знаменитостью?
— Просто я нормально отношусь к этому факту. Популярность никогда ещё никому не вредила, и те, кто на неё жалуются, кривят душой. Но вот я искренне убеждён: человек кончается тогда, когда начинает думать о себе в третьем лице, тем более, когда начинает кичиться своей известностью. Тут — пиши пропало. Он уже ничего хорошего людям больше не сделает, потому что сознательно или подспудно, что одно и то же, ставит себя выше других. . .
Мы ещё о чём-то говорили. Потом подошёл Кирилл Юрьевич, поблагодарил меня за оригинальный кунштюк, скрасивший вечер:
— Если желаете, поедем на вокзал. Посидим ещё в «Стреле» «на дорожку»…
Надо ли говорить, с какой радостью я согласился. На Ленинградский вокзал мы ехали с Сенкевичем в одной машине. Расстались потом далеко за полночь, обменявшись телефонами. Верен принципу ковать железо, покуда оно горячее, я на следующий день прибыл в Институт медико-биологических проблем, тем более, что располагался он невдалеке от редакции моей газеты «Красная звезда». Ясное дело: намеревался взять интервью у Сенкевича.
Удивительно, но передо мной сидел совершенно другой человек, нежели тот, с которым мы вчера так замечательно, почти по-дружески общались. Отвечал кратко, односложно, нехотя. Про себя я подивился столь разительной перемене в поведении Сенкевича и, откровенно, списал её на похмельный синдром. Все оказалось проще. У зятя Юрия Александровича сломался автомобиль. Пришлось отдать ему «Жигули». Есть «Волга», но на ней ездить нельзя: «сдох» аккумулятора. «И пришлось, мне, в кои-то годы, спуститься в метро…».
Эка невидаль коробка с кислотой и свинцом. Как я, человек, столь же далекий от автодела, как Остап Бендер, мог пообещать телеведущему раздобыть батарею, — понятия о том не имею. Но с бендеровским же апломбом сделал это. А надо заметить читателю, что в начале восьмидесятых самым стойким явлением в СССР являлся дефицит на всё, что нужно было для жизни. Для смерти, кстати, тоже. Но автомобильный дефицит представлял собой нечто запредельное. Ведь не существовало ни магазинов, ни сервисов. Поэтому печаль Сенкевича произросла не на пустом месте. Тогда даже за очень хорошие деньги проблематично было достать автомобильное электричество. Все это я оценил, когда вплотную занялся добычей аккумулятора. И, тем не менее, вместе с другом Витей Родиным проблему мы решили. Сенкевич на радостях выставил магарыч.
О чём было то первое интервью с Сенкевичем (потом я писал о нём раз тридцать или сорок)? О том, что родился Юра в Монголии, где работали родители-врачи. Случилось это весной 1937 года. Окончил в Ленинграде мужскую школу №107. Затем в Военно-медицинской академии выучился на «врача по авиационной и космической медицине». Но прежде, чем заняться космическими делами, послужил пару лет начальником медпункта в/ч 14443. С лета 1965 года – младший научный сотрудник лаборатории «А» отдела №28 сектора №10 Института медико-биологических проблем (ИМБП), почтовый ящик 3452. Занимался экспериментами на борту биоспутника «Космос-110», по программам «Союз». Год провёл в составе 12-й советской антарктической экспедиции на станции «Восток». Прошёл спецподготовку для полётов в космос, но в отряд космонавтов не попал по здоровью – подвела кардиограмма сердца. В 1969 году в качестве врача-исследователя вместе с норвежским путешественником Туром Хейердалом совершил путешествие на папирусной лодке «Ра», неудачно закончившееся вблизи острова Барбадос. Через год плавал на лодке «Ра-2». В 1978 — 1979 годах в составе команды Т. Хейердала путешествовал в Индийском океане на папирусной лодке «Тигрис» в качестве врача экипажа. Затем принимал участие в медицинском обеспечении экспедиции на Северный полюс. Покорял Эверест. С осени 1973 года — ведущий телепередачи «Клуб кинопутешествий».
Естественно, всё, что касалось космических исследований, военная цензура из моего материала выкинула. Космос был тогда самой страшной советской тайной после ядерного оружия. Само собой, не мог я в те годы даже заикнуться о том, что Юрий Александрович в молодости выполнял ещё специальные поручения по линии Комитета государственной безопасности, находясь в «конторе глубокого бурения» на действительной военной службе, имея звание полковника. Но к этому моменту я ещё вернусь.
Прошёл год. В СССР наведался Тур Хейердал. Ответственный секретарь «Красной звезды» полковник А. Кулаков вызвал меня к себе: «Михаил, ты делал интервью с Сенкевичем. А не мог бы попросить телеведущего, чтобы он устроил для газеты беседу с Хейердалом. Ведь знаменитый путешественник во время Великой Отечественной войны сражался на нашей стороне».
Эксклюзивной сенсацией эта новость не являлась. Отечественный агитполитпроп нет-нет, да и вспоминал, что «великий Тур» воевал в составе советских войск. Однако я сразу оценил, что журналистской удачей, и, может быть, весьма крупной, здесь пахнет определенно. И сел названивать Сенкевичу. Дозвонился. А он, сквозь зубы, с явным раздражением дал мне сокрушительный отлуп: «Ты даже представить себе не можешь, какой у Тура плотный график. Такие вещи, дорогой мой, надо оговаривать загодя, чтобы для них резервировалось место и время. Бывай!»
Ну, как вам, читатель, описать мое тогдашнее состояние с учетом такого незамысловатого обстоятельства, что Кулакову я определенно пообещал материал сделать? А к этому офицеру я всегда относился мало сказать с уважением — с пиететным почтением. Он меня взял в «Красную звезду». И вот перед таким человеком я предстал бахвалом и пустобрехом. Да только откуда же мне было знать, что Сенкевич окажется столь неблагодарным? С гневом и злостью я поведал Алексею Николаевичу всё, что выше описано. Он мне посочувствовал, и с тем мы отправились по домам. Меня донимала досада: долг Сенкевича имел такую прекрасную возможность покраснеть платежом (да простится сия тавтология), а в итоге я, как та пушкинская старуха, оказался у разбитого корыта. Вот и верь после всего людям!
. . . Ближе к полуночи позвонил Юрий Александрович: «Ты не обижайся, Михаил, но в создавшейся ситуации я тебе действительно ничем помочь не могу. Да ещё и задергали меня со всех сторон. Однако в следующий приезд Тура обещаю: интервью тебе будет всенепременно. Только интервью — это же пустышка. Предположим, уделит он тебе двадцать — тридцать минут. Ну час – в лучшем случае. И что ты за это время через переводчика из Тура выудишь? Расхожие сведения, не более того. Я же тебе предлагаю оригинальный журналистский ход, которым самому недосуг воспользоваться – времени катастрофически не хватает. А вот ты, наверняка, сможешь это сделать. Пусть о Хейердале, о его участии в норвежском сопротивлении, в совместных боевых действиях с нашими воинами расскажут его самые близкие друзья. Пиши их телефоны и адреса. Можешь начинать с меня. О своём боевом прошлом Хейердал мне часто рассказывал. . .
Встретился я затем со Львом Львовичем Ждановым, писателем-переводчиком, бывшим в годы войны гвардии старшим сержантом; с Генрихом Иосифовичем Анохиным, кандидатом исторических наук, старшим научным сотрудником Института этнографии имени Н. Н. Миклухо-Маклая, в годы войны гвардии старшиной; с Михаилом Яковлевичем Янкелевичем, полковником в отставке, председателем совета ветеранов города Калуги; с Павлом Григорьевичем Сутягиным, доктором географических наук, профессором Ленинградского государственного педагогического института имени А. И. Герцена, капитаном 1 ранга в отставке. Все они либо воевали вместе с Туром Хейердалом, либо дружили с ним многие десятилетия. Так что основную тему участия норвежского путешественника во второй мировой войне фронтовики раскрыли исчерпывающе. Очерк о Туре Хейердале я напечатал в «Красной звезде», в журнале «Север». Он прозвучал на Всесоюзном тогда радио, публиковался в норвежских газетах и журналах. Потом «Политиздат» решил включить его в сборник «Они сражались с фашизмом». И тут произошло непредвиденное. Звонит перепуганный редактор сборника Валентин Романович Томин и сообщает, что из-за моего очерка стотысячный тираж книги пойдёт под нож: «И всё потому, Михаил Александрович, что вы написали: Сенкевич – полковник!» — «Так он и есть полковник с 1979 года!» — «Да, это вам известно, а читатель знать не должен, что в гражданском пусть и режимном научном учреждении служит действующий офицер. Военный цензор встал насмерть!».
Да, этих «душителей свободы в погонах» я знал, как облупленных. Никакие здравые аргументы никогда на них не действовали, если противоречили бесконечному перечню запретов, в большинстве своём идиотских и нелепых. Теперь они точно на радостях потирают руки: как же, такую крамолу не пропустили! И я записался на приём к начальнику Генерального штаба маршалу Советского Союза С. Ф. Ахромееву, по совместительству, главному военному цензору. Сенкевич отнёсся к моей затее скептически: «У нас офицеры служат даже в министерстве образования, не говоря уже о других серьёзных ведомствах. Но кто ж признается, что экономика страны и даже её общественная жизнь насквозь милитаризированные. Так что зря стараешься: не узнать миру о моём воинском звании». Он был прав, так сказать, в целом. Но конкретный случай целиком зависел от НГШ. С Сергеем Фёдоровичем мы были шапочно знакомы. Аргументы мои он поэтому выслушал внимательно. А я упирал на очевидное: глупо и смешно отрицать, что Сенкевич — полковник. Тем более, иностранным спецслужбам то давно и прекрасно ведомо. Получается, что мы своих людей дурачим. И умница-маршал, как говорится, проникся. Он издал специальное распоряжение, разрешающее Сенкевичу впредь указывать помимо своего научного звания — кандидат медицинских наук, — еще и звание офицерское. Кстати, о том, что начальник ИМБП Олег Георгиевич Газенко – генерал-лейтенант, стало известно лишь после перестроечных катаклизмов. Юрий Александрович был чрезвычайно доволен моей настойчивостью. Сын офицера-фронтовика, сам послуживший в кадрах, он, отнюдь, не на словах ценил и уважал собственную принадлежность к армейскому строю. (Кстати, когда я стал полковником, Сенкевич подарил мне на погоны шесть латунных звёзд ручной работы).
До самой его скоропостижной кончины мы поддерживали отличные отношения. Сказать, что с Юрием Александровичем было интересно, — мало или ничего не сказать. Он притягивал к себе, потому что был из породы харизматиков. Интеллект, ум – это само собой. Сенкевич ведь автор нескольких книг («На «Ра» через Атлантику», «В океане «Тигрис», «Путешествие длиною в жизнь», «Их позвал горизонт»). Результатом его личных исследований в космической физиологии и психологии, в изучении человека в экстремальных условиях стали более сотни научных работ. Отлично он знал англоязычную литературу, слыл докой в классическом джазе. Но не в этом заключалось главное содержания личности учёного и телеведущего, попавшего в «Книгу рекордов Гиннеса». Он умел мудро выстраивать человеческие отношения. Тур Хейердал рассказывал о своём русском друге примерно следующее. Строго говоря, без врача можно было обойтись в любой его экспедиции. Каждый человек, пускающийся в длительные путешествия, обязан уметь оказывать себе и другим весьма квалифицированную медицинскую помощь. Точно так же как должен он уметь найти общий язык с любым аборигеном. Это – азбука. «Юрий был мне ценен другим: он мог сплачивать людей разных национальностей, не прибегая к внешне броским и эффектным действиям – только своим примером. А это весьма непросто, когда ты маячишь перед другими круглосуточно и кругломесячно. Порой беспричинно ненавидишь своего vis-à-vis». Такое врождённое умение Сенкевича находить контакт с людьми я наблюдал в любой компании. Никогда он «не тянул одеяло на себя». Но в конечном итоге так всегда получалось, что больше всех слушали именно его. За долгие годы работы в передаче «Клуб кинопутешествий» (впоследствии «Клуб путешествий») Юрий Александрович побывал с творческими телевизионными бригадами в более, чем 130 странах мира. В некоторых, как, например, Египте, многажды. (Не зря же правительство страны пирамид наградило его орденом «За заслуги»). И ни разу никто из привередливых телевизионщиков не пожаловался на Сенкевича, хотя вдали от родины тот бывал весьма жёстким руководителем.
К слову, не все верно знают, что Юрий Александрович ни дня не работал в штате советского телевидения. Как не всем известно и то, что он очень часто приглашал на свои передачи в качестве комментаторов… наших внешних разведчиков, гласно или не гласно («под крышей»), работавших в разных странах мира. Сам он, конечно, будучи уже телеведущим, никогда не выполнял никаких спецпоручений по линии КГБ. В том не было никакой необходимости, во-первых. А, во-вторых (и это автор может утверждать по личному опыту), в «конторе глубокого бурения» чрезвычайно мало работало людишек мелких, недалёких, которые могли бы «подставлять» такую известную всему миру личность, какой был Сенкевич. Когда в фильме «Высоцкий. Спасибо, что живой» лейтмотивом проходит линия о том, как «КГБ воевало против поэта», мне просто смешно. Ибо редко кто в Советском Союзе так доброжелательно относился к Владимиру Семёновичу, как комитетчики. Благоволили они всегда и к Сенкевичу. С некоторыми Юрий Александрович дружил. Но всё же большинство его приятелей и знакомцев — выходцы из среды творческой: артисты, музыканты, литераторы. Скажем, первая жена Ирма была танцовщицей в ансамбле «Березка». Вторая – Ксения Николаевна – лингвист, консультант комиссии Союза театральных деятелей, затем – преподаватель английского языка. А вот дети – дочь Дарья и приёмный сын Николай – пошли по отцовским стопам в медицину. Николай Юрьевич проследовал в этом направлении ещё дальше, став председателем правления телекомпании НТВ.
Сумел не растеряться в постперестроечном российском бардаке и сам Сенкевич. Сначала он ушёл из ИМБП, затем уволился из кадров. И стал президентом «Медстройинвестбанка». Весной 1995 года учредил Общественное объединение «Клуб путешественников» и там реализовал свою давнишнюю идею тематических передач («Любовь моя и тревога» (Экологические проблемы), «Столицы мира», «Малые города России», «Телевизионный атлас России» и другие). Отдал дань Юрий Александрович и политике. Был советником Председателя Верховного Совета РФ Руслана Хасбулатова по вопросам медицины и международной гуманитарной помощи. Выдвигался кандидатом в депутаты Государственной Думы второго созыва от избирательного блока Ивана Рыбкина по Санкт-Петербургу. А потом признавался: «Я как тот анекдотический еврей. Обязательно вступлю: либо в партию, либо в го…но».
Анекдотов, кстати, знал много, умел их рассказывать. Вернувшись в очередной раз из-за рубежа, первым делом звонил мне и интересовался «новыми поступлениям». (Всю жизнь я коллекционирую анекдоты).
Читателю уже известно, что Сенкевич не стал космонавтом из-за каких-то неполадок с сердцем. Как очень приличный врач он хорошо знал свою слабину по здоровью. И если бы берёгся, следовал режиму, не напрягался, осторожничал (да хотя бы элементарно – не лез в политику), то, наверняка бы не ушёл из жизни в 66 лет. Генетика у него была здоровая: мать – Анна Куприяновна в девичестве Мачульская — трёх лет не дотянула до 100. Только это был бы уже другой человек, а не тот Сенкевич, которого знала когда-то вся страна, весь мир и который
30 лет кряду вёл телепрограмму «Клуб путешествий».
P. S. Именем Сенкевича назван пассажирский лайнер А-319 авиакомпании «Аэрофлот — Российские авиалинии» (бортовой номер VP-BUK). В Москве есть Мемориальный музей-студия, где он записывал свои передачи. Его имя присвоено Московскому государственному институту индустрии туризма (МГИИТ).
Михаил Захарчук
