Свиридов Георгий Васильевич — выдающийся творец ХХ века, советский и российский композитор, пианист, народный артист СССР, Герой социалистического труда, лауреат Ленинской и пяти Государственных премий

14 января 3:41

Свиридов Георгий Васильевич - выдающийся творец ХХ века, советский и российский композитор, пианист, народный артист СССР, Герой социалистического труда, лауреат Ленинской и пяти Государственных премий

20 лет назад ушёл из жизни выдающийся творец ХХ века, советский и российский композитор, пианист, народный артист СССР, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и пяти Государственных премий Г. В. Свиридов. Георгий Васильевич был очень русским композитором. Возможно даже самым русским изо всех советских сочинителей серьёзной музыки. В этой безальтернативной ипостаси его ещё при жизни благодарно воспринимали и общество, и власть. Кроме упомянутых отличий, композитора четырежды награждали орденами Ленина, орденом «За заслуги перед Отечеством» II степени, многими медалями. У Свиридова — добрый десяток различных иностранных наград. Он носил звание почётного гражданина Москвы и Курска. А главное: его музыка была и остаётся любимой в народе. Она, эта музыка, велика и вечна, ибо вдохновенно создана воистину гениальным композитором.
Георгий Свиридов родился в маленьком городке Фатеже Курской губернии. Отец служил на почте, мать — учительствовала. В начале революции Василий Сергеевич вступил в партию большевиков и в 1919 году погиб на гражданской войне. Маленькому Юре (так его звали в детстве) на то время исполнилось четыре года, а сестра Тамара только на свет появилась. Елизавета Ивановна одна растила детей и трудилась поэтому не покладая рук. Однажды за хорошую работу в качестве премии ей предложили на выбор: корову или рояль «Беккер» «из реквизиционного фонда». Корова в те голодные времена была бы, конечно, исключительным подспорьем для вдовы. Однако, поразмыслив, Елизавета Ивановна выбрала всё же рояль. Сама знатная певунья (пела на клиросе), она каким-то материнским наитием почувствовала в сынишке необыкновенную музыкальность.
«В церковь, — вспоминал Георгий Васильевич, — я ходил вместе с бабушкой, которая была очень религиозна. Помню, что особенно любил службу Чистого Четверга. А ходили мы в церковь Флора и Лавра – в маленькую, уютную, с хорошим хором. Вообще я часто я вспоминаю свою Родину — Курский песенный край. Россия была богата песней, Курские края — особенно. Теперь уже так не поют. Жизнь — неумолима! Радио и особенно телевидение вытесняют эту музыку».
С девяти лет (семья как раз переехала в Курск) Юра начал учиться игре на рояле. Но вскоре увлёкся балалайкой. Да так виртуозно освоил инструмент, что скрипач Иоффе, руководивший самодеятельным оркестром русских народных инструментов, пригласил мальца в свой коллектив. Он же помог затем юному воспитаннику поступить в музыкальную школу. На вступительном экзамене мальчик сыграл марш собственного сочинения. И члены комиссии пришли в восторг! В музыкальной школе Свиридов стал учеником Веры Уфимцевой, жены известного русского изобретателя-самоучки Анатолия Уфимцева. Можно смело утверждать: общение с этим чутким и талантливым педагогом заложило основы, творческую базу личности Свиридова. Он научился профессионально играть на рояле, сильно увлёкся литературой. Именно Вера Владимировна сумела внушить теперь уже Георгию императивную мысль: всю свою жизнь без остатка он должен, обязан посвятить музыке.
«Я ведь недаром люблю литературу, поэзию, слово. Всё дело в том, что музыка сегодня не та, что была в прошлые века. Религиозный дух оставляет её, отделяется от неё, она как бы эмансипируется. И сегодня она может жить только в союзе со словом. А это ведь — совместная жизнь слова и музыки — издавна присуще русской культуре. Наша народная музыка — это пение, как для русских, так и для белорусов с украинцами. Наши народные песни, целый пласт! Наши былины были немыслимы без мелодического исполнения. Я пытался создать в современной музыкальной жизни своеобразную антологию русской песни, но музыкальная среда, верхушечно-чиновничья композиторская братия отвергла эту мысль».
В 1932 году Георгий поехал в Ленинград и поступил в музыкальный техникум по классу рояля к профессору И. Браудо. Жил юноша в общежитии. Играл для прокорма по вечерам в кино, в ресторанах, на свадьбах. И при этом фантастически быстро совершенствовал исполнительскую технику, став лидером на курсе. Однако Исайя Александрович, между прочим, великолепный органист-исполнитель, что называется, наступив на горло собственной песне, добился, чтобы его талантливейшего ученика перевели на композиторское отделение. «У Свиридова – врождённый дар композиции, — говорил Браудо руководству техникума. — Исполнителей мы подготовим, сколько потребуется. А такого сочинителя найти более невозможно. Поэтому я с лёгким сердцем отдаю его в руки Гавриила Яковлевича Юдина, прекрасного педагога и дирижёра». В классе Юдина Свиридов занимался почти три года. Всего за два месяца написал первую курсовую работу — вариации для фортепиано. Они, к слову, до сих пор известны среди музыкантов и используются как блестящий учебный материал. Под руководством Юдина были написаны и другие сочинения. Но самым известным стал цикл из шести романсов на стихи Пушкина. Все они были напечатаны и вошли в репертуар таких известных певцов, как С. Лемешев и А. Пирогов. Имя молодого композитора приобрело стремительную известность в достаточно не великом музыкальном сообществе тогдашнего Советского Союза. Это тем более примечательно, что в техникуме занималось много талантливой молодёжи. Здесь учились Никита Богословский и Василий Соловьев-Седой. Вообще по основным параметрам музыкального обучения это среднее учебное заведение успешно конкурировало с Ленинградской консерваторией. Свиридов блестяще, другого слова даже искать не надо, занимался по всем предметам. И, тем не менее, учёбу ему пришлось прервать. Сколь щедрой была Природа к его музыкальному дарованию, столь скаредной выдалась ему на здоровье. Тщедушный, вечно голодающий юноша, с упоением занимающийся композиционными премудростями, то и дело терял сознание и переболел всем, чем только можно было болеть. Пришлось вернуться в Курск под материнскую опеку. И мать свершила чудо. За год с небольшим она откормила Георгия и укрепила здоровье настолько, что он сумел блестяще поступить в Ленинградскую консерваторию.
«За последнее время о музыке написано огромное количество слов. Десятки, сотни и даже тысячи людей занимаются её толкованием. Мусоргский называл их «музыкальными цадиками». Обилие бессловесной, бестекстовой музыки особенно располагает к этому. Чем ни суше, ни схоластичнее музыка, чем она ни безобразнее, ни бездушнее, тем больший простор она даёт для фантазии теоретика. Опорой её являются консерватории и Союзы композиторов почти по всей РСФСР. Музыка Русского православия истребляется, унижается, третируется в последнее время. Подобно тому, как церковная роспись католических храмов объявлена бесценным сокровищем, а Русская иконопись почти полностью уничтожена и продолжает уничтожаться».
В консерватории педагогом Свиридова на четыре года стал Д. Шостаковыч. Под руководством выдающегося наставника юноша написал свой первый фортепьянный концерт. Премьера состоялась во время декады советской музыки, посвященной ХХ-летию революции. Одновременно с Пятой симфонией Шостаковича. Такой чести не удостаивался более ни один студент консерватории. Замечу при этом, что Дмитрий Дмитриевич был не только учителем для Свиридова, но и старшим другом на всю жизнь. Выпускной работой молодого композитора стала Первая симфония и Концерт для струнных инструментов. Столь успешное окончание консерватории (никто кроме Свиридова не написал таких масштабных опусов) сулило ему блестящие перспективы. Однако всю грандиозность замыслов разрушила война. На второй день Великой Отечественной Георгий Васильевич мобилизован и направлен в Ленинградское военное училище воздушного наблюдения, оповещения и связи (ВНОС). В конце августа 1941 года училище перебазировалось в город Бирск Башкирской АССР. Там рядовой Свиридов до начала 1942 года постигал суровую военную науку. Потом его комиссовали по состоянию здоровья. До 1944 года Георгий Васильевич жил в Новосибирске, куда была эвакуирована Ленинградская филармония. Писал военные песни. Самой известной стала, пожалуй, «Песня смелых» на стихи А. Суркова. Сочинял музыку для спектаклей эвакуированных в Сибирь театров. Все годы войны необыкновенной популярностью пользовалась его оперетта «Раскинулось море широко», рассказывающая о жизни и борьбе балтийских моряков в осаждённом Ленинграде. Это произведение явилось первым и единственным музыкально-драматическим произведением, посвящённым войне. Долгое время оно не сходило со сцен отечественных театров. А в 1960 году по мотивам этой оперетты на Центральном телевидении создан музыкальный фильм.
Пройдут годы и, словно бы итожа пережитые военные невзгоды, блокаду, смерти товарищей, гибели друзей на фронте и личную невозможность с оружием в руках воевать против свирепого врага, Свиридов напишет: «Новый фашизм родил новый тип войны. Война-истребление, война-мясорубка, война-бойня почти без всякого риска для фашистской стороны, на основе материального, технического превосходства, когда нападающая сторона агрессоров теряет 200 человек, а нация-жертва обречена на заклание. Воскрешение древних дохристианских идей — религиозного истребления целых народов, приносимых в жертву новым мiровым владыкам, злодеям, которых ещё не знал мiр. По сравнению с Бушем или Шароном — и Троцкий, и Сталин, при всей своей беспощадности, кажутся мальчишками, играющими в оловянных солдат».
В 1944 году Свиридов возвратился в Ленинград и долго работал в любимом городе на Неве. Его сочинение той поры «Петербург» предстаёт перед нами произведением, в котором с поразительной простотой, силой и ни с чем не сравнимой самобытностью повествуется о страдальческой судьбе России, о трагедии Города, Мира и человека в их органической взаимосвязи. Эта вокальная поэма как бы венчает почти трёхсотлетнюю «петербургскую» традицию русского искусства. Лишь когда Георгия Васильевича избирают членом правления Союза композиторов СССР, секретарём, а затем и первым секретарём правления Союза композиторов России – он весьма нехотя перебирается в столицу. Здесь, как депутат Верховного Совета РСФСР трёх созывов занимается масштабной общественной деятельностью. Что, к счастью, никоим образом не сказывается на его творчестве. Свиридов создаёт десятки симфоний, концертов, ораторий, кантат, песен и романсов, становится автором музыки к тринадцати фильмам. Он переводит в блестящий вокальный исполнительский ряд стихи А. Пушкина, М. Лермонтова, А. Блока, У. Шекспира, А. Исаакяна, Р. Бёрнса, С. Есенина, В. Маяковского, Б. Пастернака, Р. Рождественского. Словом, вкалывает как рядовой пахарь на ниве отечественного музыкального искусства, хотя уже увенчан многими государственными, общественными регалиями и мог бы спокойно почивать на лаврах. Впрочем, вовсе даже не количество было главным в его творчестве. Некоторые плодовитые композиторы могли и переплюнуть его по этому показателю. Но чего им было не дано точно, так это удивительной, просто-таки потрясающей свиридовской творческой самобытности и уникальности. Самый простой пример в подтверждение сказанному. В 1964 году Георгий Васильевич обнародуете хоровой цикл «Курские песни», слова народные (Гос. премия 1968 года). Так вот это произведение определило целое направление в русской музыке, которое получило название «новая фольклорная волна». Уже много позже в русле той волны весьма плодотворно работали такие известные композиторы-«шестидесятники» как Р. Щедрин, Н. Сидельников, С. Слонимский, В. Гаврилин и многие другие.
«Искусство нашего века несет большую ответственность за то, что настоятельно и талантливо проповедует бездуховность, гедонизм, нравственный комфорт, кастовую, интеллигентскую избранность, интеллектуальное наслажденчество: упоенно воспевает и поэтизирует всякого вида зло, служа ему и получая от этого удовлетворение своему ненасытному честолюбию, видя в нем освежение, обновление мира».
Не будучи специалистом в области музыкального искусства я не могу, разумеется, анализировать ни разнообразную жанровую архитектонику произведений Свиридова, ни тем более их обильную профессионально-техническую оснащённость. Но даже и как рядовой слушатель я доподлинно вижу, понимаю: творчество этого гениального композитора, как творчество любого подлинного художника, несет в себе некую тайну. Причём, эта тайна вовсе не для разгадывания на манер того, как скучающий обыватель расправляется с кроссвордом. Она — для душевного вслушивания, для бережного сердечного сохранения её хрустальной прозрачности и нежности. И здесь опять же сошлюсь на пример, который красноречивее любых рассуждений о бесподобности музыки Свиридова. Как известно, Пушкиным он увлёкся ещё на студенческой скамье и потом всю жизнь периодически обращался к творчеству величайшего русского гения. Имею в виду шесть романсов на стихи Пушкина, ораторию «Декабристы», «Пушкинский венок». При этом вдумчивые музыковеды всегда твердили об особой эквилинеарности – буквально равнострочности — свиридовской музыки пушкинским сочинениям. Однако постичь глубокомысленность подобных рассуждений простым слушателям, наподобие автора сих строк, было трудно до тех пор, покуда мы впервые не услышал музыки к фильму «Метель» — «музыкальные иллюстрации к повести Пушкина», как скромно назвал сочинение сам Георгий Васильевич. И сразу всем стало ясно: рождён исключительной силы воздействия шедевр на века. Аура «музыкальной иллюстрации» оказалась настолько осязаемая, что, кажется, будто ты не только слышишь её звуки, но и видишь воочию то, о чём написано Пушкиным: картины природы, жанровые сцены начала Х1Х века, бал, разворачивающийся на фоне дивных вальсовых вариаций. Через девять лет Свиридов вновь вернулся к своей фантастической музыке, сведя разбросанные по фильму иллюстративные фрагменты в единое целое – симфонию-сюиту. Если хотите, был создан некий новый симфонический жанр. Опуская бесчисленные подробности той кропотливой работы композитора, замечу следующее. До сих пор мы имели лишь один пример музыкального постижения, приближающегося к гению Пушкина – оперу П. Чайковского «Евгений Онегин». Теперь можно смело говорить о том, что и музыка к «Метели» во всём соответствует пушкинскому гению.
Кстати, вы никогда не задумывались, уважаемый читатель, почему всю скопом западную литературу, включая Алигьери, Сервантеса, Шекспира, Лопе де Вега, Мольера, Гёте, Гюго и прочих великих сочинителей мы знаем очень и очень даже прилично? В то время, когда наш Пушкин на том же Западе недостаточно известен. А вся причина — в великолепной отечественной школе перевода. Уверяю вас: Михаил Лозинский и Борис Пастернак перевели для нас всего Шекспира не просто «адекватно, изоморфно и эквивалентно», как сказали бы всё те же специалисты, но, порой, и лучше оригинала. К Пушкину, однако, никто в мире даже приблизиться не в состоянии, не говоря уже о его глубинном познании. Так вот Чайковский и Свиридов музыкально постигли «Наше всё» настолько, насколько это возможно людям из плоти и крови – дальше уже идёт божественное…
«Когда иной раз говорят о том, что невозможно или очень трудно объяснить музыкальное содержание, чаще всего бывает, что имеют в виду такую музыку, в которой содержания вовсе нет или, по крайней мере, оно крайне незначительно. Можно научиться двигать музыкальную материю (во времени) самыми разными способами, дело в том лишь, что сама эта материя, её ядро должны быть ценным, живым. Живую музыкальную материю чрезвычайно трудно двигать во времени, изменять, манипулировать и т. д. не умерщвляя, не уродуя её. Она оказывает большое сопротивление. И чем ни ярче эта материя, тем труднее с ней обращаться, тем более бережным должен быть автор. Всего же легче иметь дело с мертвой материей (не вдохновенной, не возникшей от таинственного движения душевного побуждения, а придуманной, измышленной). С ней можно делать всё, что угодно: расчленять её, читать ноты задом наперед, изменять их подобным же механическим образом. Можно сообщить этому иную эмоциональную энергию; тихое сделать громким, слабое — напряженным и наоборот. Можно придать этому любой волевой импульс. Но нельзя оживить эту материю, ибо она духовно мертва от рождения. Её интонационный строй не содержит элементов ДУХОВНОЙ жизни».
Кроме всего прочего, Свиридов обладал ещё редчайшей, удивительной способностью: вроде бы занимаясь прикладной киномузыкой, создавать шедевры. На одном из таких шедевров хотелось бы остановиться особо. Музыкальным сопровождением фильма Михаила Швейцера «Время, вперёд!» стала сюита, состоящая из шести частей: «Уральский напев», «Частушка», «Марш», «Маленький фокстрот», «Ночь». Последняя часть представляет собой музыкальное воплощение безостановочно бегущего времени. Эта исключительно яркая находка композитора снискала себе самую широкую известность не только в нашей стране, но и во всём просвещённом мире, как ярчайший символ бурного ХХ века. В советские времена эта музыка использовалась во многих кинофильмах, теле- и радиопередачах. Её включили в постановку церемонии открытия ХХП Зимних Олимпийский игр в Сочи. Долгие годы финальная часть сюиты являлась позывным телепрограммы «Время». В начале «лихих ельцинских лет» её сняли как олицетворяющую застой, но потом восстановили на Первом канале в аранжировке. И правильно сделали. В мире просто не существует музыки, которая бы столь полно воплощала в себе сердцевинную суть движения великой и для слабого человеческого ума трудно постижимой субстанции времени. Лишь гений Свиридова сумел её выхватить из Космоса и запечатлеть в семи звуках.
…У Георгия Васильевича Свиридова был сын Юрий. От отца он унаследовал колоссальную работоспособность, но и отцовское же слабое здоровье. Образованнейший, один из лучших в стране японоведов, он в последнее время жил и работал в Токио. Болел неизлечимо. И когда трагическое известие о его смерти дошло до Москвы, жена Эльза Густавовна не решилась сказать мужу о случившемся. Оно и понятно: Георгий Васильевич проходил реабилитацию после обширного инфаркта. А вскоре, не ведая об этом, последовал за сыном, перешагнув порог вечности в ночь под Рождество 1998 года…
«Я устал от беспочвенных воплей и сетований по поводу «нецивилизованности» России, нецивилизованности русских, главным образом. Странно слышать, когда так говорят соотечественники Лобачевского, Менделеева, Гоголя, Лермонтова, Тютчева, Есенина, Достоевского, Чайковского. Правда, я говорю о культуре, а не о цивилизации, о «Слове о полку Игореве», а не о позолоченном унитазе».
«Есть такая несколько болезненная страстишка — сравнивать знаменитых людей с чем-нибудь огромным — с Гималаями, с Тихим океаном, с Барабинской степью. И даже если эти ходячие Гималаи на деле не выше поленницы, а вся степь — полчаса езды на сусликах, мания возвеличивания остаётся. Мне хочется сравнить Свиридова с чем-то очень простым и удивительным. Пусть он будет у меня — не океан, куда впадают реки с громкими именами. Пусть он будет лесной ручей, питаемый безвестными подземными ключами. И если какой-нибудь усталый путник, случайный прохожий набредёт на него, ручей доставит жаждущему нечаянную радость и напоит его влагой, какую он не будет пить ни в каком другом месте…
Не знаю, имеет ли это мировое значение». Валерий Гаврилин, композитор.
«Искусство – не только искусство. Оно есть часть религиозного (духовного) сознания народа. Когда искусство перестаёт быть этим сознанием, оно становится «эстетическим» развлечением. Люди, которым не близко это духовное сознание народа, не понимают сущности искусства, его сакраментального смысла.
Величие художника – это величие души (величие духа) художника. Величие Мусоргского и Бородина – это величие христианина.
Искусство, в котором присутствует Бог как внутренне пережитая идея, будет бессмертным.
Россия – страна простора, страна песни, страна минора, страна Христа.
Прожив много лет, я вижу, что мир хаотичен не первородно, т. е. это не первородный хаос, а сознательно организованный ералаш, за которым можно различить контуры той идеи, которая его организует. Идея эта — ужасна, она сулит гибель всему, что мне дорого, что я любил и люблю, всему, что я сделал (и что будет истреблено за ненадобностью) и самому мне.
Моя музыка — некоторая маленькая свеча «из телесного воска», горящая в бездонном мире преисподней».
Водораздел, размежевание художественных течений происходит в наши дни совсем не по линии «манеры» или так называемых «средств выражения». Надо быть очень наивным человеком, чтобы так думать. Размежевание идет по самой главной, основной линии человеческого бытия — по линии духовно-нравственной. Здесь — начало всего — смысла жизни!
Русская культура неотделима от чувства совести. Совесть — вот что Россия принесла в мировое сознание. А ныне — есть опасность лишиться этой высокой нравственной категории». Георгий Свиридов.
Осенью 2005 года в Курске открыт первый памятник композитору. На нём — слова: «Воспеть Русь, где Господь дал и велел мне жить, радоваться и мучиться». В родном городе Фатеже работает мемориальный дом-музей композитора. В Санкт-Петербурге, Тольятти и Балашихе открыты школы искусств его имени. В Москве несколько детских музыкальных школ носят его имя. Такая же школа есть и в Петрозаводске. Общественное движение «Россия Православная» учредило памятную медаль «Наше наследие» имени Георгия Васильевича Свиридова для награждения за достижения в области музыкального искусства, творческую деятельность, направленную на поддержку и развитие отечественной культуры. Астроном Крымской астрофизической обсерватории Л. Карачкина назвала астероид N 4075 в честь Свиридова (4075 Sviridov). Астероид N 5093, открытый в ту же ночь, был назван ею 5093 Svirelia в честь жены композитора Эльзы Густавовны Свиридовой-Клазер. Имя «Георгий Свиридов» носит Airbus A320 Аэрофлота. И всегда с нами его музыка.

Михаил Захарчук.