Вадим Тонков: советский и российский артист эстрады, участник популярнейшего дуэта, Вероника Маврикиевна и Авдотья Никитична

В эти дни родился известный советский и российский артист эстрады, участник популярнейшего дуэта, Вероника Маврикиевна и Авдотья Никитична, мой замечательный товарищ Вадим ТОНКОВ — человек удивительной доброты душевной и глубокого ума.
Молодым людям, наверное, уже надо объяснять, кто такие Вероника Маврикиевна и Авдотья Никитична. Хотя, пожалуй, по анекдотам эти старушки могут быть на слуху и у тех, кто родился под занавес двадцатого века и второго тысячелетия. Анекдотов очень много. Только в моей коллекции их около трех сотен. У Вадима Тонкова их насчитывалось гораздо больше. Смешные и очень лукавые баечки придумывал народ о тех конкретных эстрадных персонажах. И это, пожалуй, единственный такой случай. Обычно народ сочиняет анекдоты под реальных людей. Вы никогда не услышите байки, где бы действовали, скажем, Балбес, Бывалый и Трус. Только — Никулин, Моргунов, Вицин. Помнится, Юрий Владимирович даже обижался по этому поводу. Ему хотелось, чтобы в смешных ситуациях действовал его Балбес, а не сам он. Да народному творчеству ведь не прикажешь. Смешных старушек оно приняло, как своих родных. Вероника Маврикиевна спрашивает подругу:
— Авдотья Никитична, ты будешь груши есть?
— Нет, дура, не буду. Я знаю, чем их околачивают.
Мне в жизни повезло по-дружески близко узнать одну половину прославленного когда-то эстрадного дуэта, без которого в продолжение целого десятилетия не обходилось ни одно мало-мальски значительное концертное представление. Тогда я работал у своего приятеля Владимира Вербицкого, создавшего издательский дом «Парус». Как раз, когда у нас очень хорошо шли дела, Володя и встретил на одной из тусовок Вадима Сергеевича. Они разговорились. Оказалось, что с тех пор, как умер сценический партнер Тонкова и друг Борис Владимиров (это случилось в 1988 году — М. З. ), осиротевший артист взялся за написание книги о своей жизни и о своем безвременно ушедшем товарище. Рукопись «Снимаю маску» уже практически готова. Так, во всяком случае, казалось самому Тонкову. Однако для того, чтобы она была напечатанной, подготовленные Тонковым записи предстояло подвергнуть серьезной переработке. За дело взялись всё тот же Володя Вербицкий на пару с другим моим давнишним товарищем — Сашей Пилипчуком. Ребята работали в редких перерывах своего основного издательского труда. Плюс еще мы выпускали тогда «Мужскую газету» и русский вариант «PENTHOUSE». Тогда же позвали и меня в помощь. Наше коллективное редактирование рукописи растянулось на несколько месяцев. Тонков регулярно к нам наведывался. Вовсе не для того, чтобы поторопить с выпуском собственной книги. Он видел, как его сочинение буквально преображалось с каждой отредактированной страницей, и как умный человек понимал, что эти бывшие военные ребята плохого ему не желают. С некоторых пор поэтому ему просто понравилось с нами общаться. Бывало, гоняли чаи далеко за полночь. От спиртного Вадим Сергеевич старался воздерживаться — все же пять инфарктов перенес! Тогда же я записал несколько кассет его нестандартных и, как мне сдается, очень глубоких рассуждений. Во всяком случае, ты, мой дорогой читатель, не потеряешь зря времени, если познакомишься с мыслями этого чрезвычайно доброго, спокойного, мудрого артиста и человека.
— А что Вы удивляетесь, Михаил, ко мне очень многие люди относятся как к Веронике Маврикиевне. И чем глупей человек, тем сильнее относится. Почему-то некоторым кажется, что она глупа, а они, соответственно, умны. А я сам, признаться, часто путаю себя с ней. В ней многое, если не все от меня. Хотя сам образ мною списан с одной очень известной, можно даже сказать, выдающейся актрисы, но имени ее я никому и никогда не называю. Да, нет, тут не суеверие, а скорее нежелание прослыть невоспитанным. Ее ведь давно уже нет в живых, а, стало быть, разрешения у нее на такое обнародование я испросить не могу. Какой тут может быть разговор. А потом, я вам так скажу: почти все великие артисты, во всяком случае, те, которых мы еще ласково называем стариками, во много ведь были гораздо простодушнее моей Маврикиевны. Я вам напомню, как однажды Константин Сергеевич Станиславский позвонил вождю всех народов и лучшему другу советских артистов: «Алло, это товарищ Сталин? Простите великодушно, но я запамятовал, как Вас звать, величать?». А вы говорите: Маврикиевна.
. . . Крестным отцом и повивальной бабкой того нашего громкого дуэта по праву считается Шура Ширвиндт. У него от Бога подмечать то, что другие не видят. Дело в том, что мы с Борей играли каждый свою старуху еще в студенческой самодеятельности. И вот однажды Ширвиндт придумал на телевидении такую смешливую передачу «Терем-теремок». И тогда же нам с Борей сказал, ей-Богу с пренебрежительным отвращением:
— У вас там есть какие-то две идиотки. Познакомьте их перед телекамерой, да как-нибудь посмешнее это сделайте. Ну, что мне вас учить как маленьких. Пошевелите немного мозгами.
Вот так и родились Вероника Маврикиевна и Авдотья Никитична. И прошло с тех пор, Господи, почти четверть века — целая человеческая жизнь, для меня так самое дивно-сказочное время. Мне всегда было легко играть Маврикиевну, потому, как и сам я безо всяких «острых локтей», без «углов». Со мной редко кому бывает, если бывает вообще, дискомфортно. И для этого мне даже напрягаться не надо. Такой характер от отца и матери имею, спокойный, как у моей Маврикиевны, даже несколько старомодный. Плюс еще воспитание наложилось. У нас была очень театральная семья. Дома и на даче всегда игрались всякие спектакли, шарады. Дед обожал театр. А надо вам сказать, что дед у меня был замечательный. Это он, знаменитый архитектор Федор Осипович Шехтель, спроектировал и построил МХАТ, Ярославский вокзал, изумительный особняк Саввы Морозова. За МХАТ не взял ни копейки. Из принципа, и из великой любви к театру. Мама и сестра моя были художниками и, доложу, очень неплохими художниками. Классическую музыку я слушаю и люблю, кажется, с пеленок. А потом не забывайте, что по хлипкости своего здоровья я много времени провел во всяких лечебных учреждениях и книг там перечитал великое множество. Но, если честно вам признаться, меня до сих пор пугают зияющие провалы в моем образовании.
. . . Если Шура Ширвиндт дал путевку в жизнь нашему дуэту, очень много интермедий для нас потом написал, то в актерскую профессию меня ввел бесподобный, гениальный Лев Борисович Миров. Удивительный был человек. Он и только он разглядел во мне какие-то игровые задатки. А задача это была, ой как не легка. Я только что вернулся из армии, весь молчаливый застенчивый такой. На руках у меня были мать — инвалид 1 группы, жена и крошечная дочь. И вот, бросив все свои дела, он меня учил: «Вышел на сцену — ступил в иной мир. Сам холоден и неприступен как айсберг, а в уголках глаз должны сверкать смешинки. Но ты, прежде чем шутку сказать, сам смеешься». Ну и партнер Боря меня «рихтовал» под дуэт, не взирая, как говорится, на чины и звания. А он был врожденный актер-лидер. В институтской нашей футбольной команде всегда капитанствовал. При этом познакомиться с девушкой для него всегда было всегда проблемой. Вот такой парадокс.
Гастролировали мы как-то в Костроме. Идем по улице, видим впереди девицу сногсшибательной красоты. Боря весь взволновался, задвигался, носом сопит сильнее обычного: «Немедленно познакомь меня с этим дивным экземпляром». Такую обязанность я всегда при нем исполнял, поэтому подхожу безропотно к объекту охмуривания: «Милая девушка, — говорю елейным голосом, — мой замечательный друг горит желанием познакомиться с Вами, замечательной красавицей!» Она так смерила меня оценивающим взглядом с головы до ног и насмешливо отвечает: «А че знакомиться-то? Он же в позапрошлом году трижды меня трахал!» Борька мой был неутомимым ловеласом. При его стахановских методах ухаживания за представителями прекрасного пола немудрено было и счет им потерять, и кого-то запамятовать.
А я, Михаил, — однолюб. Познакомился со своей Мартой, когда нам обоим стукнуло по 13 лет. Для того, чтобы она обратила на меня внимание, пришлось выдернуть из-под нее стул. И вот уже почти
полвека вместе. Это и про меня та анекдотическая шутка: «Развестись с женой никогда не хотелось, но убить — часто». Мы вырастили совершенно чудную дочь. Вы скажете, что всем родителям их дети самые лучшие на свете. И будете, конечно, правы, но даже при этом моя дочь — нечто необычное. И красавица, и умница, и очень добрый, сердечный человек. Ну как тут пускаться во все тяжкие. Да и по натуре я не такой человек. Нет у меня даже намека на дар обольщения, которым великолепно владел мой покойный друг. Мое дело было только познакомить его с девушкой, а дальше Борька на глазах преображался и вытворял такие чудеса, что даже я иногда дивился его уникальным способностям.
Как-то в Омске на гастролях пересеклись «Цирк на воде», театр Сатиры и наш с Борей дуэт. Вы можете себе представить какие кульбиты вытворяли Спартак Мишулин, Шура Ширвиндт и мой Боря при виде роты девушек, у каждой из которых ноги росли сразу от коренных зубов. Я же был на гастролях со своей Мартой. Так перед отъездом большая делегация артистов во главе с Ширвиндтом вручила мне благодарственный адрес и. . . банку гуталина. За благопристойность и целомудренность. Хотя… Не знаю, почему вдруг вспомнилось. Как-то принесли мне газету, а в ней написано, что первыми бисексуалами в нашей стране были Владимиров и Тонков. Нет, вы можете себе представить меня и Борю бисексуалами? Сейчас многие мужчины просто переодеваются в женщин — это очень неприятно. На телевидении это тоже есть. Они играют не женщин, не характер, а нечто иное. Интересно передавать характер. Пожилой или молодой — не важно, не в этом дело. Да, есть кино, где мужчины переодеваются в женщин, колготки надевают и т. п. Но это — кино. Там мужчины чаще вынужденно делают это. Потому что им надо, к примеру, скрыться от кого-то. При этом они остаются мужчинами по роли. На эстраде и ТВ — мужчины играют женщин, то есть перевоплощаются в женский образ. И здесь, конечно, существует очень тонкая граница между актерством и патологией.
. . . На гастролях я провел добрую половину своей жизни. Как и в жизни, там случалось всякое. Вот в Сочи мы снимали фильм, где я исполнял роль Маврикиевны. Отошел по малой нужде, а киногруппа мигом
снялась и уехала. Я остался в женском костюме, только без парика и шляпы. Можете себе представить ситуацию. Кинулся я на автобусную остановку. Там как увидели мужика в женском снаряжении — переполох подняли: сумасшедший! В лицо меня никто ведь не знает. Я к таксистам – тоже не берут. Еле уговорил шофера мусорной машины. «Залезай, — говорит, — я и не такое говно возил».
В другой раз мы выступали в небольшом клубе автокомбината. Переодеваться по этой причине нам приходилось прямо на крошечной сцене за легкой занавеской. Дошла очередь до молодой симпатичной танцовщицы, на которой была широченная цыганская юбка. А под этим громадным матерчатым
колоколом не оказалось даже мини-трусиков. Девушке понадобилось нагнуться. Для удобства она взяла руками сзади свою юбку, прихватив заодно и занавеску. Дальше я описывать не берусь, что случилось. Да и
то, не каждый же раз вне завяленной программе публике показывают голый зад. Самое интересное, что актриска та была тихонькая, застенчивая и вдруг такой казус. Дальнейшие выступления пришлось свернуть.
А то выступал какое-то время вместе со мной и Борисом Алик Писаренко. Он прямо на сцене сочинял буриме. Ему из зала задавали рифмы, а он на них тут же выдавал стихотворные строфы. Какой-то шутник вдруг выкрикивает: «А могли бы Вы сами придумать рифму, например, на слово «Европа»?». Невозмутимый Алик попросил вопрошающего встать. Тот послушно поднялся. Писаренко скомандовал: «А теперь садитесь на свою рифму!»
Почему-то сейчас вдруг вспомнился анекдот: «Если вы говорите, что первая пришедшая вам на ум рифма к слову «Европа» — «Пенелопа», то вы не совсем искренний человек. Это очень стоящее наблюдение, поверьте мне Михаил…
Из стихотворений Вадима Сергеевича Тонкова.
ВЫХОД В ЛЮДИ
Он пробивал преграды грудью, / За правоту сражался… / И очень скоро вышел в люди, / Но в них не задержался.
УМ И ДЕНЬГИ
Наличье сумм, увы, не ум. / И нам признать придется, / Что ум, в отличие от сумм, / Другим не передается.
ГУМАННАЯ ВСТРЕЧА
Повстречалась мне путана / Нынче в ГУМе у фонтана. / Из известных мне путан/ Это точно не фонтан.
УЧЕНЬЕ
Нет, вам его не вразумить! / Не мог “Плейбой” он от плебея / И гонорар от гонореи, / Как мы ни бились, отличить.
ЗА РУЛЕМ
Я приобрел автомобиль “Ока”. / Ну, вот и все. Пока!
РАДОСТЬ
Я поделиться радостью хочу! / Какою радостью?. . / Что я еще шучу.
СОКОЛЬНИЧЕСКИЙ РАЙОН
Лето. Солнце. И все в полусне. / За холмом долина плоская… / Хорошо посидеть в тишине, / Если она не матросская.

Михаил Захарчук

29 января