Юрий Васильевич Яковлев : выдающийся артист театра, великий князь советского кино

В эти дни родился выдающийся артист театра, великий князь советского кино Юрий Васильевич Яковлев.
В Советском Союзе насчитывалась двадцать одна киностудия. Академический театра имени Евг. Вахтангова называли двадцать второй киностудией СССР. И не случайно. Ни один столичный театр, не говоря уже о периферийных, не мог похвастаться таким изобилием актёров, снимающихся в отечественных фильмах. И при этом лидерство среди коллег-вахтанговцев всегда держал народный артист Советского Союза, лауреат Государственной премии СССР Юрий Васильевич Яковлев. На его счету 72 кинокартины. И какие! «Первые радости», «Необыкновенное лето», «Идиот», «Гусарская баллада», «Лёгкая жизнь», «Анна Каренина», «Иван Васильевич меняет профессию», «Ирония судьбы или С лёгким паром», «Кин-дза-дза». А вот (опять же лишь некоторые) фильмы, где за кадром звучит голос Яковлева: «Баллада о солдате», «Чужой бумажник», «Большая дорога», «Пропало лето», «Берегись автомобиля», «Как вас теперь называть?», «Лесная симфония», «Гимнастёрка и фрак», «Старики-разбойники», «Страховой агент», «Избранник судьбы», «Давай без фокусов», «Корабль двойников». О чудном и неповторимом голосе Юрия Васильевича, вообще о нём, как о творце, лучше его закадычного друга Михаила Александровича Ульянова и не скажешь: «Вот кто родился для театра — и по таланту, и по внешним данным, и по характеру. Красивый, высокий, с гвардейской статью и в то же время интеллигентной утонченности человек. А руки! Среди его предков, несомненно, были аристократы: таких длинных пальцев у работяг не бывает. И, конечно же, голос: неповторимого тембра, бархатный, свободно льющийся, с глубокими низами, он действует на всех неотразимо, завораживающе. Один из секретов обаяния Юрия Яковлева — в гармонии его внешности с внутренним миром. Он человек, что называется, с хорошим детским, я бы сказал — с рабоче-аристократическим воспитанием. У него были все данные, чтобы достичь успеха в любом деле. Но то, что он стал артистом, судьбой было угадано точно: артистизм заложен в нем на генном уровне. Редко кому так много даровано от природы, и заслуга Юрия Яковлева в том, что он умно распорядился этими дарами».
Обогнал Юрий Васильевич всех своих сотоварищей и по числу телевизионных работ. Их у него сорок две. А ещё Яковлев озвучил две полнометражные картины и двадцать мультипликационных фильмов, записал две радиопостановки, выпустил пять пластинок и снялся камео (сыграл сам себя) в двух клипах. Другими словами по совокупности всех своих видео- и аудиоработ актёр превзошёл даже самого титулованного вахтанговца, о котором уже упоминалось, — Михаила Ульянова.
Меж тем в детстве и отрочестве моего героя ничто даже отдалённо не свидетельствовало о том, что он в будущем станет великим актёром. Юрист Василий Васильевич Яковлев и его избранница медсестра Ольга Михайловна Иванова из-за постоянной занятости в кино-то ходили не часто, а в театр и того реже. Лишь накануне войны молодые супруги перебрались в столицу из Воронежа – родины главы семьи. Отец Василия Васильевича до революции держал в этом городе обувную фабрику. Четыре срока избирался гласным городской Думы, владел многими магазинами и вообще слыл крупным промышленником и торговцем России. Внука своего единственного поэтому видел, как минимум, дипломатом. Родители целиком и полностью разделяли его мнения.
Грянула война. Отец ушёл на фронт, а Юра с матерью эвакуировались в Уфу. Три года он обитал при военном госпитале, выполняя обязанности санитара. А в 1943 году мать и сын вернулись в голодную и холодную Москву. Чтобы не быть обузой семье, юноша перевёлся в вечернюю школу и устроился заправщиком автомобилей при посольстве США. Ясен пень, кроме всего прочего, ещё и с прицелом хорошо выучить английский. Ведь и сам Юра в то время серьёзно подумывал об учёбе в МГИМО и о дальнейшей карьере дипломата. Трудился на совесть. Янки его усердие оценили. Определили на самостоятельную работу, снабдив новеньким «Виллисом» в безраздельное пользование. По вечерам он беззаботно катал школьных приятелей по ночной Москве, испытывая ни с чем несравнимое удовольствие от красавицы-столицы, от лучших друзей, от собственной юности. Однако приспело время серьёзно определяться с жизненным выбором. И тут Юра, что называется, наповал сразил родных, близких, друзей и знакомых. Вместо того, чтобы отнести документы в Институт международных отношений, он вдруг, неожиданно для всех, решает поступать во ВГИК. И, конечно, с блеском проваливает первый вступительный экзамен. Казалось бы, — налицо все основания для того, чтобы обстоятельно взвесить все «за» и «против» актёрского поприща. Но Юрий, ни на миг не задумываясь, несёт документы в Театральное училище имени Б. Щукина и просто чудом каким-то, буквально на грани фола, протискивается в студенты. Скажу вам, дорогой читатель, даже больше. После окончания первого курса встал вопрос б отчислении студента Яковлева, как бесперспективного по всем статьям. К тому же получившего «двойку» по профилирующему предмету «актёрское мастерство». И опять-таки происходит невероятное: «бесперспективного», вопреки всем очевидностям, оставляют среди студентов-щукинцев.
Пройдут годы. Юрий Васильевич станет одними из самых популярных советских артистов театра и кино. Каждая его новая работа на сцене, на экране или на телевидении будет подробно и заинтересовано препарироваться высоколобыми критиками, анализироваться восторженными представителями газет, журналов, радио и телевидения. При этом все журналисты, не исключая и автора сих строк, будут интересоваться у Яковлева, каким образом и почему он избрал в молодости именно актёрскую стезю, что явилось тому основой, первотолчком, побудительным мотивом? Ни разу и никому на сей счёт Юрий Васильевич не ответил хоть что-нибудь конкретное. Обычно отвечал: «Да так как-то оно само получилось — спонтанно, абсолютно непредсказуемо». Примечательно, что артист не жеманничал и не рисовался – на самом деле не знал, почему и каким ветром его сначала властно отвернуло от МГИМО, а потом капризно задуло в Щуку, минуя заносчивый ВГИК, где его сочли «некиногеничным» (!). А я вот сейчас, грешным делом, рискну назвать истинную причину того, почему Яковлев стал не просто актёром, а великим лицедеем кино и сцены. Его Судьба сначала в темечко поцеловала, а потом бережно вела за руку через тернии и жизненные буреломы. Юрий Васильевич был её избранником и баловнем одновременно. Конкретно после первого курса, когда педагогический синклит Щуки единодушно поставил крест на Яковлеве, Судьба явилась к юноше не самой симпатичной ипостасью Цецилии Львовны Мансуровой, сказавшей наперекор всем: «А я его переведу на второй курс и буду с ним персонально заниматься. Мне он интересен. Посмотрите, какие у него глаза». Благодаря всё то же Цилюше, молодого актёра по выпуску оставили в театре имени Евг. Вахтангова. И уже через сезон всегда повышено возбудимая, столичная экзальтированная тусовка взахлёб обсуждала «дивного душку Яковлева». Он и в самом деле играл с какой-то дерзкой, невероятной простотой, выкладываясь всегда на сцене так, как будто в последний раз. В сказке С. Я. Маршака «Горя бояться – счастья не видать» Юрий Васильевич создал, как и положено сказочный образ королевича. Однако сыграл его с таким внутренним искромётным вдохновением, что главный режиссёр театра Рубен Николаевич Симонов произнёс рассудительно: «Слушайте, друзья, а ведь мы вытащили с Яковлевым счастливый билет для театра». И стал поручать молодому актёру самые разнообразные роли. В спектакле «Пьеса без названия» Юрию Васильевичу случилось сыграть Трилецкого. О том, что артист вылепил его красиво, тонко, с неподражаемой, воистину чеховской иронией говорить не буду – это как бы само собой разумеется. Куда важнее другое. После своего Трилецкого Яковлев перечитал всего Чехова вдоль и поперек. Этот писатель стал его путеводной звездой. Под занавес собственной жизни Юрий Васильевич однажды с грустью признался: «Лишь врождённая моя лень-матушка не позволила мне написать книгу об Антоне Павловиче, его терзаниях и думах. Получилось бы такое прикладное пособие для актера, который когда-нибудь пожелает играть в чеховских пьесах или его самого». Яковлев играл чеховских героев многократно и в театре, и в кино и на телевидении. А самого русского классика неподражаемо, с блеском и глубиной создал в спектакле Александры Ремизовой «Насмешливое мое счастье». Вне всякого сомнения, и в глазах князя Мышкина светились одновременно чеховская интеллигентная мудрость и его всегдашняя ироничная грусть.
Вообще должен заметить, что с приходом Яковлева в вахтанговский коллектив, последний словно бы взбодрился и даже кокетливо приосанился. Оно и понятно: до сих пор в этом театре столь молодцеватых красавцев не наблюдалось, как класса. Следующий – Василий Лановой — появится лишь через шесть лет. И потому Рубен Симонов действительно «грузил» молодого актёра, что называется, по полной форме. В 1952 году у Юрия Васильевича четыре премьеры. В следующем году опять четыре, не считая вводов в уже идущие спектакли. Потом последовал небольшой перерыв, связанный с киносьёмками. Ну а в дальнейшем ежегодные одна-две премьеры у Яковлева следовали с завидной регулярностью. Так продолжалось до начала восьмидесятых. А потом случился томительный и нудный застой. Сам актёр вспоминал: «Для меня наступили не совсем удачные времена, связанные с разными театральными обстоятельствами. Но я тогда никуда не исчез, как думали многие. Просто доигрывал свои старые спектакли, потому что ничего нового не наблюдалось. Даже встал вопрос: а надо ли вообще меня такого держать меня в театре? И тут, к моей радости, с разных сторон посыпались многие предложения. Олег Ефремов позвонил: „Слушай, старик, переходи к нам! Весь репертуар чеховский — твой“. Михаил Иванович Царев пригласил меня на беседу: „На выбор три спектакля — вводитесь. Что нового потом будете репетировать – вас не обидим“. Мне было чрезвычайно лестно и заманчиво, но я всем отвечал: нет, не могу, ничего не могу с собой поделать. Остаюсь вахтанговцем».
В кинематографе Судьбу Яковлева олицетворил собой «великий и ужасный» Иван Александрович Пырьев. У него Юрий Васильевич сыграл свою первую большую кинороль в «Идиоте». Он безо всяких преувеличений идеально подошел на роль князя Мышкина, глаза у которого были «большие, голубые и пристальные; во взгляде их было что-то тихое, но тяжелое, что-то полное того странного выражения, по которому некоторые угадывают с первого взгляда в субъекте падучую болезнь». Чтобы читателю стало понятным, насколько придирчиво Иван Пырьев искал своего Мышкина, замечу, что режиссёр одиннадцать лет откладывал сьёмки фильма! Потому как не видел подходящего актёра на главную роль. А когда встретил Яковлева, немедленно принялся за работу. Для властного, жесткого, в некотором смысле даже слегка сумасбродного Пырьева князь Мышкин, впрочем, как и для самого Достоевского, воплощал собой идеал человеческой личности. «И в этом человеческом смысле — актёр, играющий Мышкина, должен быть таким же. В данном случае это относилось ко мне, — вспоминал Яковлев. — Пырьев на съемках так бережно ко мне обращался, словно я был действительно нездоров — он на меня боялся дышать. Иван Александрович всем всё и всегда говорил напрямую, не стесняясь в выражениях, не стыдясь даже при женщинах материться. Если ему что-то не нравилось, орал на съёмочной площадке так, что стены сотрясались. А все актёры и обслуживающий персонал по щелям прятались. Единственным, на кого он ни разу не повысил голос, был я. Точнее, мой князь Мышкин. Так что вы совершенно правы: благодаря именно Пырьеву я и состоялся как киноактёр. В подтверждение сказанного, я вам приведу такой пример. Где-то в начале шестидесятых Эльдар Рязанов предложил мне сняться в его картине «Человек ниоткуда». Я почитал сценарий и наотрез отказался. Мне показалось даже неэтичном после «Идиота» играть в глупой по существу картине. К тому же и в театре я интенсивно репетировал Каренина в «Живом трупе» по Толстому. И вдруг на репетицию прибегает секретарша Симонова: «Юра, тебя ждёт генеральный директор „Мосфильма“. Его машина уже у подъезда театра!» Приехал я, поднялся на второй этаж, впервые в жизни зашёл в пырьевский кабинет, огромный, как холл. Где-то далеко в углу увидел маленькую фигурку, сидящую за столом. К нему вела красная ковровая дорожка. И только я на неё ступил, как Иван Александрович бухнулся на колени и пополз по дорожке ко мне со словами: «Умоляю, снимайся у Рязанова!» Ну как вы полагает, мог я отказать такому человеку, а в моём случае ещё и провидцу. Потому как лучшее, что я сделал на экране связано всё-таки с Рязановым».
Это выдержка из моего старого журналистского блокнота. И тут никак не обойтись без личных воспоминаний. Всё дело в том, что Юрий Яковлев стал первым известным всей стране актёром, с которым мне посчастливилось познакомиться ещё во время учёбы во Львовском высшем военно-политическом училище. Правда, в те далёкие годы (начало семидесятых прошлого столетия!) Юрий Васильевич ещё не был ни народным, ни лауреатом. Но в его творческом активе уже числились: Стива Облонский из фильма «Анна Каренина», князь Мышкин в «Идиоте» и, конечно же, поручик Ржевский из «Гусарской баллады». Яковлев приехал тогда во Львов с весьма, как бы это сказать, не тривиальной миссией: сыграть в двух спектаклях подряд роль Антонио Террачини по пьесе Александра Корнейчука «Память сердца». Причем, приехал далеко не случайно.
Во время Великой Отечественной войны Львовский театр имени М. Заньковецкой эвакуировали в город Тару Омской области. Артисты организовали там детскую театральную студию, и в ней занимался мальчик Миша Ульянов. Ставший со временем величайшим советским актёром, Михаил Александрович вспоминал: «Попав в студию, я как-то постепенно, потихоньку, помаленьку увлёкся театром. Если честно, то во многом потому, что не было в Таре во время войны ничего другого. Руководитель студии Евгений Просветов что-то такое рассмотрел во мне. Посоветовал ехать в Омск и поступать в студию при областном театре. Даже написал письмо руководителю Омского театра Лине Самборской. Вот так львовяне и определили мою судьбу». Всю жизнь затем работая в Театре Вахтангова, Михаил Ульянов делал всё возможное и даже невозможное, чтобы поддерживались самые активные творческие контакты с заньковчанами. Это по его просьбе, его самый близкий и закадычный друг Юра Яковлев согласился два вечера кряду исполнить главную роль в уже упомянутом спектакле. Который, кстати говоря, шёл одновременно и в вахтанговском театре. Так распорядился тогдашний драматург-классик Корнейчук. Герой Соцтруда, академик, лауреат пяти Сталинских и Ленинской премий, он специально оговорил с союзным министерством культуры условие, по которому его, как оказалось, последняя пьеса шла целый год только во львовском и вахтанговском театрах.
Надо ли говорить вам, читатель, какой даже не аншлаг, а фурор великий произвёл приезд столичной знаменитости. Два вечера кряду экзальтированные львовские театралки буквально на руках носил «душку и красавчика Яковлева». В его честь был дан торжественный ужин с участием львовского театрального бомонда и партийной областной верхушки. Во время того застолья мои хороши приятели режиссёр театра Владимир Данченко и главный художник Мирон Киприян представили меня Яковлеву. Для меня, курсанта, то стало событием экстраординарным: как же пообщался с ТАКИМ актёром! И ведь я не просто пообщался, а пригодился ему в одной щекотливой ситуации, о которой, конечно же, распространяться не стану. Однако Юрий Васильевич даже не забыл меня вскорости – не запомнил вовсе. В этом я с великой досадой убедился, когда много лет спустя стал членом бюро Всероссийского театрального общества и продолжительное время занимался Театром имени Евг. Вахтангова. Тогда главным режиссёром там был Евгений Рубенович Симонов. С ним, с актёрами М. Ульяновым, В. Этушем, В. Лановым, А. Граве, В. Шалевичем, Е. Карельских, А. Кайдановским, И. Купченко и ещё со многими другим у меня наладились очень даже приличные отношения. С некоторыми мы устраивали творческие вечера в ещё старом Доме актёра на улице Горького. А вот Яковлев отказывался от каких бы то ни было контактов. Не то чтобы интервью взять – поговорить, как следует, с ним я не сподобился. Юрий Васильевич терпеть не мог общественной работы, бегал от любых театральных тусовок. Да что там говорить, если он отказывался от преподавания в театральном институте – всегдашней вотчине вахтанговцев. А ведь в «Щуке» всегда преподавали едва ли не рабочие сцены театра имени Евг. Вахтангова.
Потом случился 60-летний юбилей Михаила Ульянова, который очень по-доброму ко мне относился. Мы с Яковлевым оказались в одной компании, посвящённой этой замечательной дате. Не мудрствуя лукаво, я рассказал Юрию Васильевичу, как мы уже делили с ним застолье. Про наш «секрет» намекнул. Артист напрочь ничего не вспомнил! Оно и не удивительно, два десятилетия прошелестело! Однако сразу как-то ко мне подобрел и даже, как мне показалось, разоткровенничался. Так я из первых уст узнал то, с чем читатель уже познакомился. И ещё кое-что чрезвычайно для меня интересное. Оказалось, что Яковлев всю свою жизнь прожил «не в том времени». Его время – вторая половина Х1Х века. Да по большому счёту и играл не то, что нужно было. Хотя попадания случались стопроцентные. Стив Облонский, к примеру, в фильме «Анна Каренина». По природе своей он – жутко стеснительный, робкий до чрезвычайности человек. Публичность, как и всякие тусовки просто ненавидит. Да, признаться, и в отношениях с женщинами всегда робел, хотя у него – три официальных брака. Но в каждом инициатива принадлежала представительнице прекрасного пола. В молодости, да и в зрелости отбоя от этого «пола» не знал. Вообще-то он типичный «подкаблучник». «Что можно с собой поделать, если жизнь поворачивает нас, как ей хочется, а сопротивляться нет сил?» Поэтому очень даже хорошо, что его Ириша – властная и сильная женщина. Если бы не волевая супруга, он бы, наверняка, спился. (Третья жена Яковлева — Ирина Леонидовна Сергеева, Заслуженный работник культуры Российской Федерации, заведующая Музеем Государственного академического театра имени Евгения Вахтангова – М. З. ).
«На сцене, да и перед кино- телекамерами я, как тот радиоприёмник: крутанули чуть его колёсико и вместо классической музыки – футбольный репортаж. Так и я умею настраиваться на любую игру без элементарного напряжения. Моими поступками по жизни, но более всего моей деятельностью в театре и кино руководит не разум, не сердце, а именно интуиция. Я доверяю только ей — и в жизни, и в работе над ролями, и она меня ни разу пока не подвела. Мне почти всё приходило во сне — решение спектаклей, ролей. . . Я интуитивно понимал: надо иначе идти. Другой дорогой. Сейчас направо, а потом сразу за угол. Это, конечно же, примитивное объяснение, но лучше не объясню. Не умею».
«Это вы верно заметили насчёт моей профессиональной памяти. Она меня практически никогда не подводила ни на сцене, ни в кино, ни в быту. Когда я впервые попал в Америку в 1960-м, с фильмом «Идиот», то общался на английском свободно, не зная ни грамматики, ни правил. Поездка в Америку тогда считалась событием чрезвычайным — за океан попадали только артисты Большого балета и моисеевцы. Нас с Иваном Пырьевым и Юлией Борисовой пригласила кинокомпания «XX век Фокс». Побывали мы в Лос-Анджелесе, Вашингтоне и Нью-Йорке. Не только в той поездке, но и на любых гастролях за границей я легко переходил на английский. Всёе заложенное в детстве, в юности остается. Мне хватило для понимания языка тех общений, что проходили в гараже посольства США. Жаль, что через леность свою не стал заниматься английским серьёзно».
«Знаете, Тютчев был абсолютно прав: нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся. Никак нельзя предугадать и как на твою роль откликнется зритель. Возьмите, например, Ипполита. Ведь я в эту историю абсолютно случайно влип. И, как оказалось, на всю жизнь. Ипполита должен был играть Олег Басилашвили. Но по ряду причин он не смог сниматься, и Эльдар судорожно, в пожарном порядке предложил сниматься мне. И я как-то очень неожиданно влез в этот образ, как в ванну под душ, таким же Макаром. Я совершенно не предполагал, что эпизодическая роль будет иметь такой невероятный успех. Меня от этого фильма уже подташнивает. Но он будет жить долго. И поручик Ржевский уже стал как бы реальным лицом. Ему даже памятник поставили. Неисповедимы дела твои, Господи…».
«Конечно, меня всюду узнают. После князя Мышкина говорили: «Смотри, идиот пошёл». Из других фильмов в народ пошло: «Я требую продолжения банкета!», «Танцуют все!», «Оставь меня, старушка, я в печали», «Какая гадость эта ваша заливная рыба». Издержки профессии, с эти мириться надо».
«Мне долго не давали звания народного артиста СССР. А всё через письмо, которое пришло в райком партии. В нём говорилось, что Яковлев недостоин высокого звания: выпивает, аполитичен и всё такое прочее. Потом я узнал тех, кто анонимно подписал навет – «вахтанговцы. С ними я долгие годы работал бок о бок. Они все хорошо ко мне относятся, даже изредка выпивают со мной. Я, конечно, грешный человек, но никогда бы себе подобного не позволили».
«Нет, какой из меня гурман. Предпочитаю простую еду: яичницу, макароны, пельмени готовые из пачки, сосиски. Правда, картошку жарю всегда сам по собственному рецепту. Мясо тоже готовлю сам. И – обязательно жареный лучок. Раньше пил только коньяк. Теперь — водку. Нет большего удовольствия, чем закусить после рюмки грибочком. Солить их тоже умею».
…От первого брака Юрия Яковлева с Кирой Андреевной Мачульской родилась Лена, ставшая актрисой Театра Сатиры. Дочь Мария работает вместе с мамой. Второй женой актёра была Екатерина — дочь Аркадия Райкина. Их сын – бизнесмен Алексей Яковлев и внучка Елизавета. В последнем браке родился сын Антон – режиссёр, сценарист. У него – сын Андрей и дочь Варвара. Со всеми жёнами Юрий Васильевич сохранял отличные отношения. Все его дети и внуки встречаются между собой как родные. Это я знаю от Алексея Юрьевича, с которым поддерживаю многолетние дружеские связи. Он был женат на моей замечательной подруге, бывшей приме Театра оперетты Лилии Амарфий.
И последнее. В пятидесятилетний юбилей Юрия Яковлева его товарищ по цеху Владимир Высоцкий написал такие строки:
Ты ровно десять пятилеток в драке,
В бою за роли, время и блага.
Все Яковлевы — вечно забияки :
Еще в войну повелевали «ЯКи»
И истребляли в воздухе врага!
Дела их — двояки и трояки,
Якшаться с ними славно и дружить.
Актеры — Яки, самолеты — «ЯКи»,
И в Азии быки — всё те же яки. . .
Виват всем ЯКам — до ста лет им жить!
Желаем с честью выйти из виража и пьянки,
И пусть тебя минует беда, хула, молва. . .
Як-50, желают тебе друзья с Таганки
Счастливого полета, как «ЯКу-42»!

Михаил Захарчук.