Иван Митрофанович Панов: генерал-лейтенант, большой военный журналист и выдающийся редактор.

В эти дни, 14 лет назад, из жизни ушёл генерал-лейтенант Иван Митрофанович Панов – большой военный журналист и выдающийся редактор. С июля 1985 года по март 1992 года он возглавлял центральную военную газету «Красная звезда». Великую в те времена газету. У страны было, как пальцев на руке, пять таких изданий: «Правда», «Известия», «Труд», «Комсомольская правда» и «Красная звезда» — в народе просто «Звёздочка». Панов в ней трудился с 1960 года. Прошёл все ступеньки не самой впечатляющей иерархической редакционной лестницы: корреспондент; «передовик» (редактировал так называемые флаги номера – передовицы); заместитель, редактор отдела боевой подготовки Военном-Морского Флота; редактор этого же отдела; первый заместитель и, наконец, главный редактор.
В некрологе о нём писалось: «Подлинный профессионал своего дела. Любил газету и неустанно заботился о повышении её авторитета среди читателей, пополнении редакционного коллектива литературно одаренными работниками, способными принципиально ставить актуальные вопросы и отстаивать свое мнение до конца. Журналистское сообщество избирало И. М. Панова своим секретарем, делегировало представителем на Съезд народных депутатов СССР. В непростое для страны и армии время И. М. Панов, как главный редактор, сделал все, чтобы сохранить «Красную звезду», сберечь её традиции и влияние на читательскую аудиторию. И. М. Панова отличали ровная и всегда высокая требовательность, умение вдохновить молодых журналистов на творческий поиск, скромность и теплое отношение к людям. Он пользовался в редакционном коллективе заслуженным авторитетом, с ним охотно делились мыслями, дорожили его добрым советом. Позицию И. М. Панова как руководителя газеты ценили и уважали во всех структурах военного ведомства».
Ну, насчёт уважения «во всех структурах военного ведомства» автор сих строк бы поспорил. А в остальном – всё сказано хоть и суховато, но верно. Потому как я имел счастливую возможность в продолжение тринадцати лет – столько числился в штате «Красной звезды» — испытывать благотворное, созидательное и вдохновляющее влияние Ивана Митрофановича на себе лично.
Заместитель главного полковник Фёдор Николаевич Халтурин часто мне повторял: «Я не понимаю, Михаил Александрович, почему вы не дружите с Ваней Пановым. Ведь нет же в редакции интереснее человека, чем он». И он был прав стопроцентно, но я же не мог подойти к Ивану Митрофановичу и предложить: «Товарищ капитана 1 ранга, а давайте мы с вами будем дружить». Между нами лежала пропасть возрастная, интеллектуальная, корпоративная и ещё черте какая…
После окончания военно-морского училища Панов попал служить на крейсер «Свердлов» Балтийского флота. Командир, внимательно рассмотрев молодое пополнение, распределил всех по боевым постам. Худого, как жердь, какого-то шарнирного Панова, на котором форма сидела, словно седло на корове и вдобавок еще в фуражке отсутствовала пружина, офицер в сердцах отправил «в обоз» — к политработнику. Через пару месяцев, однако, он затребовал нескладного Панова на первую боевую часть (БЧ-1):
— У этого парня, — заметил удивленным офицерам, — пружина, оказывается, не в фуражке, а в голове.
Иван Митрофанович Панов действительно был умницей из умниц. И совершенно неконфликтным человеком, которого, по-моему, просто невозможно было вывести из себя. Работать он мог с кем угодно. Как-то, походя, обронил о своём заместителе, Сергее Быстрове, рвущемся к рулю военно-морского отдела, а в перспективе, как оказалось, и руководству «Красной звездой»:
— Этот из-за карьеры по чьим угодно головам пойдет.
— Тогда почему же вы от него не избавитесь? — удивился я.
— Ну, работник-то он отличный, — заметил невозмутимо.
Когда Иван Панов выступал на летучках и прочих редакционных сборищах, я слушал его, не закрывая рта. И вот сейчас, честно признаюсь, искал его дружбы даже безотносительно халтуринского совета, потому что Панов, повторяю, олицетворял собой кругом и во всём интересного человека. Одним разговором с ним можно было насытится, как сдобной булкой. Только ещё с большим удовольствием. Правда, отношения наши не складывались, как мне хотелось, и в силу уже упомянутых причин, да и просто потому, что я для Панова в те годы не представлял ну совершенно никакого интереса. Хотя, правда и то, что он никогда не упускал случая похвалить мои творческие удачи. Так молодых он всех хвалил и никогда им не чинил никаких козней. Более того, когда я ушёл из «Красной звезды» на работу в ТАСС, мне однажды позвонил генерал-полковник Николай Макарович Бойко, бывший ЧВС Войск ПВО и передали отзыв обо мне Ивана Митрофановича, с которым они лежали в номерах люкс госпиталя имени Мандрыки: «Он мне сказал, что у Захарчука такое острое перо, что я бы лично не хотел быть им задетым». В другой раз я бы позвонил ему и душевно поблагодарил за такую замечательную похвалу. Однако в моём дневнике той поры осталась такая запись: «23. 10. 90, вторник. Взял интервью у главного редактора «Красной звезды» Панова для республиканских и областных газет. Общался с Иваном Митрофановичем сдержано и сухо, чем, наверняка старика озадачил. Он-то думал, что я начну разговоры, сродни тем, как в былые времена мы с ним трепались. Хрен тебе в сумку. Не забыл я заявление этого «сухофрукта» (редко в армии можно встретить такого тощего «кощея», как наш Ваня!): «Надо посмотреть, не Захарчук ли выведывает наши редакционные секреты и передаёт их руководству ТАСС?» Было бы что у тебя выведывать, старпёр. С тех пор, как ты сел в редакторское кресло, «Звёздочка» не опубликовала ни единого стоящего материала. После Пановского кабинета поднялся в газету «Сын Отечества» к «папе» Витальке Безродному. Отбил нападки на собственный материал про Аллу Пугачёву. Якобы у неё уже два года функционирует собственный театр. Нет такого театра. Борисовна сама мне то подтвердила. Рассказал Безродному о беседе с Пановым. Папа, как всегда слегка заикаясь, подытожил: «Ваня – самый умный трус, которого я только встречал».
Увы и ах, мой дорогой читатель, но только Иван Митрофанович имел такой недостаток, который во многом перечеркивал практически все его несомненные и большие достоинства. Был он до одури острожным человеком, супертрусом. Мой первый редактор газеты Борис Рыбин, из-за осторожности называвший редакционную бодягу травой, на фоне Панова выглядел просто-таки скандалистом.
Работа в военной партийной печати, как и служба в армии, как и вся наша жизнь в социалистической стране так были устроены, что терпение, осторожность, безынициативность, словом, все те качества, которые Евг. Евтушенко назвал неуклюжим неологизмом «кабчегоневышлизм» ценились едва ли не дороже всех прочих человеческих достоинств. Поэтому всегда сомневающийся краснозвездовец автоматически был и лучшим работником.
Редактор по отделу авиации полковник Станислав Ковалёв по поводу моего первого материала изрек:
— Ну, вот, он состоит из трех новелл. Только нужна ли третья новелла, я, право же, не знаю. . .
И все члены редколлегии дружно, как пираньи, набросились именно на этот кусочек моего незамысловатого сочинения. Потому что было высказано сомнение. И, разумеется, «схарчили» бы материал, не заступись тогда за меня главный. Который при этом сам тотально и методично поощрял в подчиненных гипертрофированные сомнения по поводу и без оного. Почему и назначил своим преемником именно Панова.
Однажды Иван Митрофанович «задробил» моё прижизненное интервью с Константином Симоновым. Основание: «Нет, вы только подумайте, Михаил Александрович, как будет выглядеть в глазах читателей «Красная звезда», если они узнают, что вы, её сотрудник, столько лет держали под спудом такую беседу с классиком?» — «Но я же не виноват, что ваш предшественник его не давал» — «Значит, по-вашему, мы ещё и моего предшественника, генерал-лейтенанта Макеева должны походя пнуть за его перестраховку? Так, что ли?» И мне пришлось только развести руками.
Другой случай, пожалуй, ещё похлеще будет. Наш постоянный корреспондент в Чехословакии подполковник Анатолий Поляков прислал свыше ста писем советским воинам, написанных их родными и близкими. Их нашли в чехословацком городишке Блудове, что в Северной Моравии. Надо ли говорить, что я немедля подготовил большой материал «Находка в старом доме», где не только приводились бесподобные по своему содержанию письма, но и полностью указывались адреса фронтовые и тыловые. Разумеется, рассчитывал я, что отзовутся и бывшие фронтовик, и те, кто им писал. А уж о предвкушении журналисткой удачи, по-моему, здесь и говорить излишне. Панов, тогда уже первый заместитель главного редактора и дежуривший по номеру член редколлегии, редактор по отделу пропаганды капитан 1 ранга Николай Шумихин разделяли несколько иное мнение о ценности материала. Боле того: предложили мне снять его с полосы. Как полагаете, что вызвало у них сомнения? Никто и ни в жизнь не способен будет об этом догадаться!
— А вы можете нам гарантировать, — сказал Панов с металлом в голосе, — что все фронтовые адресаты либо убиты, либо возвратились с войны домой, то бишь, в Советский Союз?
— Побойтесь Бога, Иван Митрофанович, но я же вам не Ванга.
— Вот-вот. Юмор ваш я, конечно, ценю, но в то же время и замечу, что из более чем ста солдат и офицеров, кому написали их родные и близкие, пара-тройка человек запросто могли ведь попасть в плен и выжить там, на Западе. И ещё, чего доброго откликнутся на нашу публикацию. «Красную звезду» ведь читают по всему миру. Вы представляете себе возможную ситуацию и каким боком она нам может вылезть?
Представить подобное, взобраться на такую космическую высоту сомнений, конечно же, мне было не дано. Однако и отступать я не собирался, о чём категорично предупредил краснофлотцев Панова и Шумихина. Времена уже позволяли подобную дерзость. Не представляя своих дальнейших действий, я понимал, что трусов-редакторов можно задавить только силой угроз. И пообещал им, что ни перед чем не остановлюсь, но письма эти опубликую даже в другой газете, даже с помощью ЦК КПСС. И генетический трус Панов сдался. Скандал в собственной газете был для него ещё страшнее, чем им же вымышленное подозрение-нелепость. Наш с Поляковым материал был напечатан в «Красной звезде» и даже отмечен.
Ещё один красноречивый пример пановской осторожности. Однажды в редакции отмечалась какая-то очередная красная дата календаря. Легендарный фронтовой редактор «Красной звезды» Давид Иосифович Ортненберг опоздал на торжество и появился в зале как раз в тот момент, когда действующий главный редактор «КЗ» уже генерал-лейтенант Панов объявлял гостей президиума. Ортенберг, оживленно встреченный залом, разумеется, поднялся на сцену. Иного места кроме президиума он для себя не представлял. Но Панов сделал вид, что «слона-то он и не приметил»! То есть, буквально даже не повернул кочан головы в сторону легенды и не обмолвился о ней. Зато после торжественного собрания, уже в своём кабинете, где гости выпивали и закусывали, главный представил Ортенберга, как выдающегося, почти гениального редактора всех времён и народов. А все потому, что в актовом зале «шло официальное мероприятие», а в кабинете — просто ужин. И совсем неважно, что на дворе уже свирепствовала «горбатая перестройка». Панова она совершенно не касалась. При нём, поэтому газета начала свое стремительное падение, которое уже никому невозможно было остановить, потому что в тартарары летела вся страна. Зато сам Иван Митрофанович именно в то смутное время был избран депутатом Верховного Совета СССР первого, еще горбачевского созыва. Никто из его предшественников на такие державные высоты никогда не взбирался. Так ведь и осторожности, подобной пановской, ни у кого из них не наблюдалось.
. . . Наш главный Николай Иванович Макеева пошёл в отпуск. В его кабинете начался ремонт. Все телефоны, включая «первую кремлёвку» – правительственную связь — туповатые рабочие выставили на широком подоконнике в зале редколлегии и загородили их казённой мебелью ещё сталинских времен. Панов, как первый зам, исполнял обязанности главного и в этом качестве вёл ежедневное заседание редколлегии. Вдруг посреди рабочего шума мягкой, вкрадчивой трелью зазвенела «кремлёвка». Совершенно чуждый любого вида спорта, Иван Митрофанович с быстротой лани метнулся к аппарату из слоновой кости, увенчанному на диске золотым гербом Советского Союза. Куча мебели ещё погромыхивала, а распластавшийся на ней Панов уже рапортовал в трубку: такой-то и такой-то — у аппарата! Все мы, сидящие в зале, ни в жизнь не ожидавшие такой прыти от неуклюжего и нескладного Ивана Митрофановича, удивлённо притихли. А он, перебравшись со сваленных стульев на пол, отряхнулся и, по своему обыкновению, назидательно подняв указательный палец, строго заметил:
— Этот телефон надо всегда брать быстро!
Мой приятель полковник Анатолий Кричевцов работал в «Звезде» ответственным секретарем. Часто жаловался:
— Зайдешь, бывало, к Панову, полчаса посидишь у него, массу всего интересного услышишь от этого златоуста. А выйдешь и, оказывается, что вопрос-то ты так не решил. Покойный редактор по отделу литературы и искусства Юра Беличенко говорил о Панове: «Иван Митрофанович не боится никого и ничего, кроме начальства, подчиненных и жены».
. . . Последний раз я свиделся с Иваном Митрофановичем на полста летнем, как сказали бы моряки, юбилее моего самого близкого друга Володи Чупахина, принявшего бразды правления «Красной звездой» как раз из рук Панова. На торжестве исполнял обязанности тамады. Само собой, первое слово предоставил Панову. Ведь именно он в свое время, заметив в Черноморской флотской газете способного лейтенантика, взял того в штат «Красной звезды» и вырастил со временем из него своего приемника на высоком посту.
Иван Митрофанович говорил, как всегда, интересно, образно, но, по своему обыкновению, длинно и витиевато. Мне запомнилась одна, почти что фрейдовская деталь. Перед тем как окончательно решить вопрос с Чупахиным, Панов, оказывается, позвонил флотскому кэгэбэшнику и поинтересовался, что из себя представляет парень, так сказать, по «особой линии надежности». Контрик, по случайному совпадению оказавшийся и знакомцем Панова, дал Чупахину отличную характеристику со всех сторон, назвав как недостаток, нелюбовь лейтенанта к художественной самодеятельности. Ивану Митрофановичу недостаток этот наоборот импонировал — сам не любил на сцене кривляться.
Дождавшись окончания речи нашего патриарха, я предупредил собравшихся: столь длинно разрешается говорить лишь краснозвёздовской легенде. Остальные должны помнить о краткости — сестре таланта. Думалось, удачно пошутил, а теперь, спустя много лет, вижу: что всего лишь назвал вещи своими именами: Панов действительно ещё при жизни своей стал живой легендой, последним могиканином, чудом сохранившимся реликтом даже не советской — сталинской эпохи, в котором чувство осторожности, опасности и страха гнездилось на генном уровне. Но что это такое — нынешним молодым людям уже понять невозможно. И, слава Богу. А редактором и человеком Иван Митрофанович Панов был действительно редкой одарённости. Таких теперь уже нет как класса. . .
Перечитал я всё, что накропал о Панове, и вижу: слишком однобокими получились мои воспоминания. И обратился к Володе Чупахину: подсоби, братка. Тем более, что ты-то гораздо лучше меня знаешь Митрофаныча.
Реминисценции Володи Чупахина.
«М-да… Панов, Панов… Не раз я брался написать о нём что-то серьезное. Но до целостного повествования у меня так и не дошло. Есть отдельные фрагменты, которые тебе и отдаю…
*
Меня всегда поражало, откуда у него, вообще-то сельского жителя по рождению (с. Данково, Воронежской области), такая поистине породистая интеллигентность и благородная, прямо-таки «великокняжеская» внешность?
*
Панов любил красивые тосты. В одном он обыграл крылатую фразу Гамлета «Что он Гекубе? Что ему Гекуба?». Эту фразу шекспировский герой произносил по поводу мастерства актёра, прочитавшего монолог о страданиях жены троянского царя с такой страстью, что казалось вот-вот сердце его разорвется от переживаний по поводу событий, лично к нему не относящихся. «Что ему Гекуба? А ведь умирал-то по-настоящему!» Далее Панов делал лихой кульбит, переходя к сермяжной жизни отдела ВМФ. «Ну что нам, братцы, казалось бы, та «Гекуба» в виде наших очерков, статей или вообще каких-то заметок. Но хороший журналист, как и хороший актер, тоже должен уметь в любом случае «умирать» по-настоящему…
Мы с Альбертом Контиевским (замом Панова) и Сашей Ткачевым слушали это, раскрыв рты: ничего себе трактовочка сути журналистики! Но Иван Митрофанович говорил искренне и, собственно говоря, так и относился к своей профессии.
*
А ещё меня всегда восхищало пановское мастерство редактирования текстов. Он мог, конечно, забраковать материал насмерть, но не было ни единого случая, чтобы он чей-то текст переписывал. Нет, его стилем была «точечная» правка, эдакие мазки мастера на ученическом полотне, которые всё вдруг заставляют играть совсем иными красками и придают всему глубинный смысл, о котором сам автор, в общем-то, поначалу и не догадывался. Бывало, сдаешь материал шефу и сам понимаешь – тут недотянул, там схалтурил. А получаешь обратно свое творение и удивляешься: правок немного, но все кособокие абзацы вдруг каким-то волшебным образом выпрямлялись, корявые фразы стали вполне четкими и толковыми. Это чувство слова, чувства фразы и чувство текста у Панова было от Бога. Этому так просто не научишься. Я, к сожалению, так и не смог перенять у него такое искусство бережной правки, мне всегда было легче взять, да переписать неудачный чужой текст по-своему.
(От себя добавлю в Володино воспоминание. Однажды посткор написал очерк о капразе, который уже «на сносях» перед пенсией давал фору молодым. Байка начиналась с подробного и красивого описанию того, как уже пожилой мужик, без пяти полста лет по утрам занимается физическими упражнениями, мучит железо и всё такое прочее. Панов перечеркнул страницу текста и вставил два предложения: «Проснулся. Сделал зарядку» – М. З. ).
*
Первый день путча 19-го августа 1991-го. Дежурил по номеру полковник Виталий Мороз. Вряд ли возможно забыть ту утреннюю планёрку в кабинете главного. Мне тоже на ней надлежало присутствовать, так как в макете были запланированы материалы, связанные с подписной кампанией, а я этот вопрос курировал. В обычные дни планёрки у Панова длились долго. Иван Митрофанович любил попутно порассуждать-пофилософствовать на разные темы. Но в тот раз вёл планёрку в необычном для него чётком, даже жестком ключе.
Быстро разобрались с документами ГКЧП, что пришли по ТАССу. Быстро смакетировали первую полосу. И вдруг подал голос начальник корреспондентской сети Михаил Малыгин:
— Некоторые посткоры подготовили отклики на события. Посмотрите, — и положил на стол главного стопку телетайпных сообщений.
— Так, «Мотострелки горячо поддерживают ГКЧП». «Авиаторы одобряют». «Моряки-подводники — за порядок в стране»… М-да, оперативные ребятки. Поперед батьки в пекло лезут. Нет…- отодвинул Панов стопку. – Обойдемся без этого! — Почему? – удивился Малыгин. — Да потому, что, если мы дадим на завтра такую подборку, в войсках это будет воспринято как сигнал. Командиры и замполиты начнут наперегонки сочинять такие же «одобрямсы». А кто из вас сегодня может сказать, чем вся эта эпопея кончится? Никто не знает. В общем, будем пока давать только официоз, то, что пришлёт ТАСС.
— Ну, Иван Митрофанович! Почему же только ТАСС? — взмолился Владимир Урбан. Он представлял группу социально-политического анализа, которой хоть и не было в официальном штатном расписании редакции, но которая де-факто уже несколько месяцев как была сформирована взамен утратившего всякий смысл штатного отдела пропаганды. Сейчас, когда на наших глазах разворачивались такие события сотрудники группы СПА, особенно Олег Одноколенко и Володя Ермолин, что называется, рвались в бой. И вот Володя Урбан принялся убеждать Панова, что они, мол, готовы дать хорошие репортажи и интервью, как с одной, так и с другой стороны.
— Вы с ума сошли, Урбан! – нахмурился Иван Митрофанович. – С одной стороны, с другой… Армия и так в жутких ножницах! Плохо, когда военный человек не получает ни конкретных приказов, ни необходимой информации. Это беда. Но если он получает противоречивую информацию и разные приказы с разных сторон, — это уже катастрофа.
Тогда нам, молодым, ретивым, казалось: Панов не просто осторожничает — трусит. И только со временем я понял: решать так, как он решал, это было, видимо, самое мудрое, что можно было сделать. Минобороны молчало, ГлавПУР молчал. На моих глазах Панов трижды звонил по «кремлёвке» Язову. Но порученцы каждый раз отвечали: «Министр отдыхает. Велено не беспокоить». Недоступен был и Шляга, начальник ГлавПУРа. Молчал и Манилов, начальник Управления информации Минобороны. Что было делать главреду центральной военной газеты? Взять и встать под флаги ельцинистов, как это сделали некоторые высокопоставленные генералы? О, это сделало бы Панова эдаким «светочем демократии». И не увольнение из армии ему бы светило, а, возможно, какие-то новые витки карьеры. Но, впрочем, подобный вариант бессмысленно рассматривать даже гипотетически. Панов с его убеждениями никогда бы на такое не пошёл. Это же не идеологический перевертыш Волкогонов. То был ПАНОВ!
*
Запомнилась беседа, состоявшая уже после поражения путча, в день, когда стало известно о решении сформировать комиссию по ликвидации политорганов в Вооруженных Силах, возглавить которую было поручено советнику Ельцина по оборонным вопросам Дмитрию Волкогонову. В структуре этой комиссии была предусмотрена и рабочая группа по реформированию военных СМИ, руководителем которой назначили некоего капитан-лейтенанта Михаила Ненашева. Панов вызвал меня и приказал:
— Срочно готовьте справку «К вопросу о названии газеты «Красная звезда».
Увидев моей недоуменный взгляд, Иван Митрофанович пояснил.
— Понимаете, нам надо подготовиться к тому, что судьбу нашей газеты будут решать те, кому безразлично многое из того, что для нас дорого. Им наплевать, что «Красная звезда» — газета с великими традициями. Их не трогает то, что в годы Великой Отечественной – это была газета №1, в которой работали Симонов, Эренбург, Шолохов, Сурков. Им вряд ли интересно то, что в лучшие времена тираж «Звездочки» доходил до 3 миллионов экземпляров. Им до лампочки то, что есть огромное количество людей, причем не только военных, которые душой прикипели к нашей газете. Для нынешних «демокомиссаров» все это – сантименты. Но их, как быков, раздражает «красный цвет», и они начнут первым делом с атак именно на название газеты. Поэтому, я вас прошу: соберите все аргументы в пользу того, что это название – не только коммунистический символ. Покопайтесь, поищите, проконсультируйтесь со специалистами по геральдике. Аргументов много. Вы знаете, к примеру, что пятиконечные звезды в качестве символики стали использовать еще во время Великой Французской революции? В русскую армию они были привнесены еще при Николае II. И еще! Красный цвет – это не только символ революции, но символ Бога войны Марса. Пятиконечные звезды, в том числе красные, есть на флагах многих государств. Ну и так далее. Но самое главное – обязательно употребите термин «бренд». «Красная звезда» — это не просто название, это «бренд», которым надо дорожить.
Панов и тут оказался точным предсказателем. Справка, над составлением которой мне пришлось изрядно потрудиться, действительно вскоре оказалась весьма востребованной и полезной. Я в качестве приглашенного эксперта представлял её на ненашевской рабочей группе, а потом, судя по всему, этот вопрос обсуждался и на более высоком уровне. В итоге все атаки на название газеты и даже на её ордена прекратились. Для демократов-рыночников на самом деле очень доходчиво действовал аргумент про «бренд». Понятное дело, — в условиях рыночной экономики хороший бренд немалых денег стоит. Так «Красная звезда» осталась «Красной звездой». А ведь были деятели, которые предлагали выпускать вместо неё какой-то «Войсковой круг», «Щит России» и много еще какой-то конъюнктурной мути!
*
В конце августа на одном из мероприятий Волкогонов заявил, что «Красная звезда» «идеологически готовила путч». А 3 сентября эта позиция уже в весьма развернутом виде была озвучена с высокой трибуны Внеочередного съезда народных депутатов СССР «военным демократом», членом Межрегиональной депутатской группы полковником-авиатором Владимиром Смирновым. Он выступил просто-таки как некий судия над военными СМИ. Тот деятель, конечно же, выполнял соответствующий политзаказ, и понятно даже чей. Его выступление больше походило на зачтение приговора: «Необходимо немедленно снять с руководящих должностей всех уровней одиозные личности, разжаловать на несколько ступеней и уволить, потому что те, кто поддерживал путчистов, по сути разваливал армию. Необходима смена редколлегий и редакторов военных изданий, которые сознательно готовили своих читателей к путчу!». Ну и первым номером в списке «приговоренных» была, конечно, «Красная звезда».
Разумеется, это, была в первую очередь атака на Панова, которого в силу многих причин страшно не любил мстительный и злопамятный Волкогонов. Причем атака была весьма подлой и лживой. Утверждать, что «Красная звезда» якобы готовила путч — полнейшая нелепость. Как раз при Панове делалось очень многое, чтобы наполнить содержание газеты, публикациями, отстаивающими демократические ценности. Именно при Панове не стало отдела пропаганды, а также партийного и комсомольского отдела. Вместо них появились отделы социально-политического анализа СПА, отдел по работе с личным составом, отдел молодежных проблем. И газета отнюдь не боялась публиковать весьма острые материалы о самых больных проблемах в армии – генеральской коррупции, дедовщине, острейших социальных проблемах. Мы не позволяли себе, конечно, безоглядно «махать шашкой», как какие-нибудь «Московский комсомолец» или «Огонёк». Но правды, подчас весьма горькой, о положении в армии было на страницах «Звездочки» очень много. Доказательств тому – полным-полно в подшивках газеты того периода, в многочисленных материалах таких «золотых перьев» военной журналистики, как Алексей Хорев, Виктор Филатов, Владимир Житаренко, Юрий Теплов, Николай Медведев, Геннадий Миранович, Иван Иванюк, Александр Андрюшков, Олег Фаличев, Анатолий Ладин и многих других.
Свои несомненные достижения были у «краснозвездовцев» в деле открытия так называемых «белых пятен истории», Хорошо помню, как после выхода в свет больших материалов Виктора Филатова о сталинских заградотрядах, основанных на только что открытых архивных данных, или после сенсационной публикации Сергея Быстрова о подробностях расстрела Лаврентия Берия, перед киосками «Союзпечати» выстраивались солидные очереди за «Звездочкой».
*
Военная газета, конечно, по природе своей не могла в чем-то угнаться за самыми радикальными изданиями. Но она и не должна была угоняться за ними, потому что по таким темам, как судьба Советского Союза, территориальная целостность, межнациональные отношения, сохранение уважительного отношения к нашей исторической Памяти и т. д. , позиция «Красной звезды» могла быть только одной – охранительной, государственнической, патриотической. Увы, по тем временам для кое-кого быть патриотом и быть реакционером означало одно и то же.
Между тем, Иван Митрофанович Панов был вполне прогрессивно мыслящим человеком. Помню как-то его однажды пригласили на безумно популярную в ту пору телепередачу «Взгляд», где самые «звездные» ведущие Влад Листьев и Александр Любимов, явно задались целью выставить гостя эдаким махровым ретроградом, противником военной реформы. Устроили ему что-то вроде «перекрестного» допроса, задавая один каверзный вопрос за другим. Но Панов своими спокойными, умными ответами быстро и кардинально изменил сценарий передачи и просто обаял всех своей интеллигентностью и здравым смыслом.
— Мы знаем, — настырно «атаковал» Панова Любимов, — что вы, армейские генералы, как черт ладана, боитесь проекта военной реформы известного народного депутата майора Лопатина. Вы тоже считаете этот проект бредом?
— Да ничего мы не боимся. И бредом ничего не считаем. Лопатин говорит немало разумных вещей. Но и те военные профессионалы, которые критически анализируют проект Лопатина тоже во многом правы. И это нормальная демократическая дискуссия. Мы двумя руками за военную реформу. Но только проводить её надо не с топором, а с калькулятором.
— А почему вы так оголтело противитесь идее «профессиональной армии»?
— А с чего вы взяли, что мы против? Мы не против, мы просто призываем тщательно просчитать, сколько будет стоить то, что вы называете «профессиональной армией», и прикинуть, есть ли сегодня у страны финансовая база для ее создания? Давайте не просто лозунги бросать про «профессиональную армию», а четко и обоснованно определять этапы постепенного перехода к этой форме комплектования.
— Численность Вооруженных сил раздута непомерно. А вы, генералы, боитесь радикального сокращения?
— Сокращать надо, и с этим тоже никто не спорит. Вот только эти сокращения надо проводить не на глазок и не механически. А для начала хорошо бы, чтобы политическое руководство страны разработало новую Военную доктрину. Вот тогда и будет понятно, что можно рубить радикально, а что рубить-то как раз ни в коем случае не следует.
В общем «обломал» Панов взглядовцев. В конце концов, Любимов растерял атакующий задор и как-то сник. А умница Листьев, улыбаясь, подвел итог:
-Да, Иван Митрофанович, если б все генералы были настолько демократичны и интеллектуальны, мы за нашу армию были бы спокойны.
*
Стоит напомнить для полноты картины, что Панов был избран народным депутатом СССР. Причем отнюдь не по «квоте» КПСС, как многие его коллеги-генералы, а от общественной организации — Союза журналистов. Он не рвался на трибуну, как многие депутаты того времени. Но он весьма активно работал в группе, подготовившей к принятию один из самых прорывных перестроечных законов – Закон о печати (июнь 1990 года), который впервые заложил законодательные основы для отмены цензуры и свободы СМИ. Нынешний российский Закон о СМИ – это, в сущности, потомок того Закона советской поры, унаследовавший очень многое у своего предшественника.
*
И еще. Не могу хотя бы вкратце не упомянуть, что именно при Панове несколько раз проводились весьма масштабные Дни Красной звезды в ЦПКиО им. Горького. Десятки тысяч людей приходили в парк не только, чтобы посмотреть десантные шоу или поесть солдатской каши из котла полевой кухни. Люди шли сюда, чтоб послушать журналистов, пообщаться с ними и высказать свои мнения на специально созданных дискуссионных площадках. Никто никого сюда не загонял. Это были по-настоящему массовые и очень впечатляющие мероприятия. Большого труда требовалось, чтобы все это организовывать, но дело стоило того. «Звезда» старалась идти в ногу со временем, быть открытой, быть в тесной связи со своими читателями, которые отвечали ей своей любовью и преданностью.
*
Человек жив, пока его помнят другие люди. А Ивана Митрофановича ПАНОВА очень многие краснозвёздовцы будут помнить, покуда сами живы. И генерал-лейтенант от печати заслужил по праву нашу долгую и благодарную память.
Полковник в отставке Михаил Захарчук,
Капитан 1 ранга в отставке Владимир Чупахин.
*
Из откликов.
«Воспоминания о ТОЙ «Красной звезде» — это прекрасно. Про Панова — ты сам с ним не определился. То он плохой, то хороший. Это был сильный и мужественный человек, Миша. Это он сказал: делаем по шагу вперед, тогда назад можно будет не отступать. Про планерку 19 августа. Узкая была планерка. В кабинете у Панова всего несколько человек. Всех помню поименно. Лукашевич не приехал. Урбана не было. Решение было: уходим на официоз. Это тогда спасло «КЗ» от закрытия — приехали потом «революционеры», а на столе три центральные газеты — сравните! Про Лопахина это я тебе расскажу. Это я по команде Панова с комиссией Главпура летал разбираться с его исключением из партии. «Красная звезда» вынесла вердикт: неправильно, не по закону. Чуть партбилета меня тогда не лишили. Но в партии его восстановили. Потом Лопатин сам ушел. И в комиссии Ненашева я работал — Панов откомандировал. Это был редактор-боец. Не простофиля. Да и броня у него была депутатская. Помню, пришлось писать о подорвавшемся на мине артнаводчике Володе Снегиреве. Без ног парень. Жена бросила. Жуткая трагедия. Он письмо министру написал. Министерский вердикт: оставить в строю. А его стали чморить. Панов мне письмо в руки: поедь, напиши. Материал так и назывался — «Место в строю». Быстров вел номер: я, говорит, материал снимаю, инвалиды в армии не нужны. Панова я такого никогда не видел: нужны, ставить материал! И не править. Министр потом поснимал кое-кого с треском. Я понимаю, что у тебя свой взгляд. Ничего не навязываю. Мемуары — штука односторонняя». Сергей Пашаев.
*
Серёга, ну почему же я не определился? Очень даже определился: то он — плохой, то он – хороший. Так оно всегда и бывает. И быть должно. Человек по Льву Толстому – река, он должен течь. И быть разным. Это в озерце случается одна вода – зацветшая. Ну и мемуары штука не односторонняя, а, скорее и точнее, — субъективная. Мне так ка-э-э-тся…
*
«Общался как-то по «Одноклассникам» с Тийтом Таммелой, выпускником ЛВВПУ-78, моим однокашником. Тийт в рядах ВДВ прошёл Афган, после распада СССР сделал карьеру на своей родине — в Эстонии, был военным атташе в США, сейчас живёт у себя в Тарту. Хорошо живёт, особняк, машина, любит на байке летать. Он поинтересовался, кем я работаю. Говорю, в «Красной звезде». Тийт — в шутку: а я думал, что это уже не «Красная звезда», а «Белый орёл». Я тогда тоже задумался, а почему же «Красную звезду» не переименовали, ведь нет же ныне журнала под названием «Советский воин». Теперь, Миша, ясно почему: сумел-таки Панов защитить флагман соввоенпечати. Сегодня, конечно, «Красная звезда» сильно отличается от своей тёзки 27-летней давности. Мы теперь всё время в круговой обороне. Но бренд остаётся брендом. А то, что Панов у Миши получился «хорошим-плохим» — так это же здорово, не бывает идеальных людей, а бывают дети своего времени. Иван Митрофанович получил закалку при Сталине, и его нельзя было сразу изменить. Зато это был настоящий патриот Советского Союза, хороший флотский начальник, берёгший свой бойцов и свой корабль-флагман! Шамил Хайруллин.

Полковник в отставке Михаил Захарчук