Борис Пастернак: великий гениальный русский поэт, автор романа «Доктор Живаго» и многих других замечательных произведений
У всякого большого поэта есть достаточно объёмная литература о нём самом и его творчестве. А поскольку в России поэт всегда больше, чем поэт, то и пишут о поэтах всегда больше, чем в других странах. О Пастернаке у нас пишут особенно много. Такой простенький примерчик: в Википедии творчество Ахматовой разбирается с помощью 81 источника, Цветаевой – 55, Блока -35. У Пастернака – 110 источников. А творцы они, примерно, одинаковы. Если не сказать, что Блок вообще-то гениальнее перечисленных. Впрочем, цифирь эта, на самом деле, — пустяк. Но привёл я её лишь для того, чтобы показать, как сложно нашему брату читателю ориентироваться в безбрежном море чьих-то толкований творчества любимых нами поэтов. У меня, слава Богу, есть два надёжных ориентира в русской поэтической галактике: Марина Кудимова и Виктория Шохина. Поэтому дерзнув сегодня высказаться о творчестве любимого Пастернака, я на любимых дам и обопрусь, пусть простят мне эту фривольность. А сегодня, к слову, 60 лет минуло с той поры, как этот гениальный творец нас покинул…
Ну так вот вам цитата из Марины Владимировны: «Для начала подсчитаем. «Не спи, не спи, художник», «Быть знаменитым некрасиво», «А ты прекрасна без извилин», «Свеча горела на столе» вкупе с «И дольше века длится день», «Цель творчества — самоотдача», «И дышат почва и судьба», «С кем протекли его боренья? С самим собой, с самим собой», «…строчки с кровью убивают». Конечно же, «Февраль. Достать чернил и плакать!». Одних газетных заголовков из этих строк наберутся тысячи. По расхожести опережает только евтушенковское «Поэт в России — больше, чем поэт», но и эта строчка идеально вписывается в судьбу Бориса Пастернака. С ним же связана и крылатая фраза: «Пастернака не читал, но осуждаю». Даже «Жизнь прожить — не поле перейти» черпается не из сборника пословиц, а из стихотворения «Гамлет». Правда, это стихотворение принадлежит Юрию Живаго, герою самого скандального романа в истории литературы. Уникальный случай: автор отдал персонажу свои лучшие стихи. До этого только Пушкин сочинил письмо за Татьяну».
Мне больше всего нравится то, как, не смотря на собственную калеку-память, могу элементарно, ничуть не напрягаясь, дополнить коллекцию Марины: «Учись прощать!», «Не довершай чужую ложь позором объяснений», «…дойти до самой сути», «Нельзя быть злодеем другим, не будучи и для себя негодяем». И, наконец, коронное моё, самое главное, что почерпнул из Пастернака: «В родстве со всем, что есть, уверясь/ И знаясь с будущим в быту, / Нельзя не впасть к концу, как в ересь, / В неслыханную простоту».
На что ещё подталкивает мена приведённая цитата? Во-первых, на то, что «Доктор Живаго» действительно очень скандальный роман Бориса Леонидовича. Это правда. А вот то, что он отдал свои лучшие стихи Юре Живаго… Тут мне почему-то вспоминается герой фильма «Тени исчезают в полночь: «Сомневаюсь я однако, чтоб это всё было!» В чём я, однако, точно не сомневаюсь, так это в том, что стихи в «Живаго» лучшие. Да и сам роман, ка по мне, не настолько шедевральный, чтобы получить за него Нобелевскую премию.
И здесь самое время цитатам из Виктории Львовны: « “Я Пастернака не читал, но осуждаю…”. Слова эти вроде бы произнёс какой-то рабочий. На самом деле таких слов не было, но дело не в этом. А в том, что прогрессивная интеллигенция очень любит иронически цитировать их, утверждая при этом своё культурное превосходство — они-то читали! Однако самое неприятное в том, что травили Пастернака как раз те, кто его читал. И наверное, счет к ним должен быть куда строже, нежели к этому условному рабочему…
В начале 1956-го года «Доктор Живаго» был сдан в «Новый мир». А в мае Московское радиовещание на итальянском языке — в русле пропагандистской кампании — зачитало отрывок из него. Вскоре в Переделкине появляется с визитом коммунист-радиожурналист Д’Анджело. Не было ни тайных знаков, ни паролей, ни ухода от слежки — Пастернак передает итальянскому товарищу экземпляр романа «для ознакомления» в присутствии члена Инкомиссии СП СССР, то есть совершенно официально. Ну а Д’Анджело, в свою очередь, передаёт рукопись миланскому издателю-коммунисту Фельтринелли. Тот уверяет Гослитиздат в том, что не собирается издавать роман в Милане до выхода его в Москве. Но Москва нервничает все сильнее, тем самым только накаляя страсти и подогревая природный авантюризм издателя. Его уговаривает отказаться от публикации генсек Итальянской компартии Пальмиро Тольятти; специально едет в Милан кандидат в члены ЦК КПСС писатель Алексей Сурков. Фельтринелли, однако, партийной дисциплине не подчиняется. Он предпочитает покинуть ряды КПИ, чтобы в ноябре 1957-го «Доктор Живаго» вышел на итальянском языке! С публикацией романа на русском языке всё еще драматичнее. Первое русское издание «Доктора Живаго» выпустило ЦРУ! (См. об этом: Ив. Толстой «Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ. М. , 2009. )».
«Что же сделал я за пакость, / Я убийца и злодей?/ Я весь мир заставил плакать/ Над красой земли моей».
Здесь — лукавое сочетание несочетаемого, несопоставимого. Та самая «неслыханная простота». Которая в данном случае — хуже воровства. Борис Леонидович прекрасно отдавал себе отчёт в том, в какую схватку ввязывается, в какую клоаку вступает. Втайне, где-то очень в потаённых глубинах своей души он надеялся, что перехитрит всех и вся. Не получилось. Да и не могло по тем временам получиться. Как нельзя впрягать в одну телегу коня и трепетную лань, так нельзя было в его положении заигрывать с Западом, откровенно воевавшим с СССР, и оставаться в фаворе в самой стране. И его отказ от премии ровным счётом ничего не значит. И не оправдывает его поступка. Потому как в концовке, по факту и объективно он в схватке двух систем, которая проходила не на жизнь – на смерть, может быть и сам того не подозревая, оказался на стороне врага.
Умаляет ли данный проступок хоть как-то его великое творчество? Ни в малейшей степени. И потому мы сегодня по праву помянем нашего великого гениального русского поэта Бориса Леонидовича Пастернак. У него – вечная память!
Михаил Захарчук