Михаил Михайлович Державин: артист Театра Сатиры, участник телепередачи Кабачок «13 стульев», зять Аркадия Райкина и Семёна Будённого.
Сегодня исполняется 84 года Михаилу Михайловичу Державину, большому советскому и русскому актёру, замечательному человеку и моему старшему доброму товарищу. Самую светлую память о нём всегда буду хранить…
Артистов Театра Сатиры людям моего возраста нельзя не любить по определению. Наша молодость прошла под сенью выдающейся, можно сказать, эпохальной для страны телепередачи Кабачка «13 стульев».
Есть в дюжине простой и чертовой, так тесно связанных с мебелью для сидения, нечто для нашего народа мистическое, не вполне объяснимое. Иначе бы не стали «стулья» И. Ильфа и Е. Петрова лучшим советским юмористическим романом, а телевизионный «кабачок» — лучшей юмористической передачей на советском ТВ. Михаил Державин был паном Ведущим в этом гротескном кабачке. В польском антураже телепередача выходила по простой, как колесо телеги, причине: советская власть первобытно-панически боялась любого смешного слова о себе самое. Вот актеры и прикалывались «под панов», хотя ежу было ясно, что усмешки и щипки их (на большее, упаси Господь, никто и не покушался!) относились к нашей светской сермяжной действительности.
Со времен «Кабачка» я выделил Державина и его коллег, игравших в телепередаче, как людей и артистов неординарных. Так оно впоследствии и оказалось. О. Аросева, Б. Рунге, З. Высоковский, В. Козел, С. Мишулин, З. Зелинская, Г. Менглет, Н. Селезнева действительно занимали и занимают в Театре Сатиры не самые последние места.
Державин среди них был лидер. Возможно, и потому, что вместе с другом Александром ШИРВИНДТОМ они в продолжение длительного времени оставались самыми востребованными артистами не только в театре, но и вне его. В самом деле, вы можете, дорогой читатель, вспомнить хотя бы один крупный телевизионный капустник 80-90-х годов, где бы не принимала участие сия знаменитая пара? Да, ведущим в ней всегда был неотразимый и обаятельный, главный «матершинник Советского Союза» А. Ширвиндт. Но без ведомого М. Державина он, по собственному признанию, представлял нуль без палочки. В чем я имел возможность неоднократно убеждаться. Но сначала расскажу, как мы познакомились с Михаилом Михайловичем.
Весной 1992 года во всех пяти ресторанах гостиницы «Россия» проходило торжественное вручение ордена Орла, статут которого разработал мой шустрый знакомец Рафик БЕГИШЕВ. Суперпредприимчивый мужик, он придумал и сочинил эту мифическую награду, собрал для первого ее вручения десяток известнейших номинантов (Никулин, Каспаров, Бунич, Климук, etc. ), а уже под них привлек сотню просто денежных людей. И с великой помпой устроил награждение наивных граждан самопальными орденами.
Державин с женой Роксаной БАБАЯН были приглашены в качестве VIP-гостей-статистов. Но они прилично опоздали и я, распорядитель по такой нерасторопной категории гостей, устроил супругов за богатые столики в небольшой комнате-закутке, где уже были мои приятели Леонид ЯРМОЛЬНИК, Леонид ЯКУБОВИЧ, телеведущий Юрий НИКОЛАЕВ с женой, Лев ЛЕЩЕНКО и вечно желчный журналист Марк ДЭЙЧ, работавший тогда на радио «Свобода». Михаилу Михайловичу компания понравилась. И так получилось, что сидели мы друг против друга: я с женой Татьяной и он с Роксаной. Женщины сразу нашли свою тему, прерываясь лишь на рюмки да закуску. Державин даже не прикасался к спиртному. На мой удивленный вопрос, почему, ответил со скромным достоинством:
— Со мной все в порядке и в другой раз я с удовольствием выпил бы рюмку-другую. Но сейчас я за рулем. И даже притом, что меня наверняка узнает любой дорожный инспектор, мне просто не хочется попадать в подобную ситуацию. Как бы это поделикатнее выразиться: не по чину мне унижаться перед гаишниками.
О чем мы только не переговорили в том вечер с Державиным! А расставаясь, условились встретиться в редакции журнала «Вестник противовоздушной обороны», который в то время я редактировал. Михаил Михайлович со своим неразлучным приятелем Александром Ширвиндтом собирался в США на гастроли и пожелал познакомиться с моей коллекцией анекдотов. Приехал он часиков в одиннадцать, а расстались мы в восьмом часу вечера! Тогда я впервые записал десяток славных державинских новелл-воспоминаний. Вот лишь некоторые из них.
Судьба
Как и всякий артист, я в определенной степени человек суеверный. К тому и жизнь меня постоянно понуждает или как я еще говорю – «ведет». Еще в молодости у меня случилось предсказание насчет трех спутниц жизни. И оно сбылось. (Первая жена Державина — дочь Аркадия Исааковича Райкина. Они не сошлись характерами, да и в семье сатирика к молодому артисту относились свысока. Второй женой была дочь Семена Михайловича Буденного, которого Аркадий Арканов однажды охарактеризовал такой фразой: «Семен Михайлович прошел славный боевой путь от сперматозоида до маршала». Царившая в этой семье обстановка уже Державина не устраивала и он ушел. Третьей женой стала певица Роксана Бабаян).
С Роксаной я сначала познакомился заочно. Много-много лет тому назад на радио была такая передача «После полуночи». Меня туда часто приглашали, потому что редакторам нравился мой, как они говорили «бархатный» голос, хотя мне он кажется очень даже обыкновенным.
Ну, так вот я там объявлял певческие номера. Один из них был в исполнении молодой певицы Роксаны Бабаян. Я предварил ее пение своей короткой, но очень проникновенной репликой и почему-то подумал: «А ведь наверняка она, как все армянки, большая статная женщина с крупными чертами лица». А потом послушал как она поет и другая мысль возникла: «Нет, не может быть девушка с таким «сладким» голосочком крупной. Но вот интересно, какая она на самом деле? И так меня этот вопрос увлек, что в тот вечер больше ни о чем, кажется, не думал.
А надо вам сказать, что на следующее утро я должен был лететь на гастроль в Джезказган. Друг уговорил: давай, говорит, посмотрим, что за городишко такой, откуда спутники и космические корабли запускают. Мне это самому стало интересно, хотя только-только начинался отпуск, и я уже предвкушал свою излюбленную рыбалку в Подмосковье.
Приезжаю в аэропорт, поднимаюсь на борт самолета, занимаю свое место и приготавливаюсь ко сну. Но чтобы он быстрее пришел, надо вспоминать что-то хорошее. И я вспоминаю вчерашнее пение Роксаны, свои сомнения по поводу ее размеров. А тут девушка какая-то просит меня подвинуть ноги, чтобы пройти, значит, на свое место. И когда села, говорит: «А я вас знаю, разрешите познакомиться: Роксана Бабаян». У меня челюсть так и отпала. И как после этого не верить судьбе?
Однажды шел я по улице Герцена, мимо испанского посольства, кстати, опять-таки на радио. Слышу позади меня сопит и торопится какой-то человек с тележкой. Я отхожу в сторону, чтобы уступить ему дорогу и аккурат на то место, где я секундой раньше стоял, падает здоровенный кусок карниза. Тележку эта глыба раздавила всмятку. Слава Богу, человек не пострадал.
И таких случаев в моей жизни бывало очень много. Жаль, я их никак не фиксировал. Особенно часто подобные экстремальные ситуации возникают в дороге. Однажды, сам не знаю почему, поехал на знакомое озеро не по привычной дороге, а совершенно по незнакомой. Возвращаюсь, а меня встречаю словами: «Слава тебе, Господи, жив. А ведь на той дороге, что ты обычно ездишь, мост обвалился». Есть такая окружная дорога — 60-й километр. На этой дороге, за Пахрой, раскинулся поселок Шишкин лес. Невдалеке от него было имение графа Шереметьева — Михайловское. А в нескольких километрах от него стояли два охотничьих домика. В них хозяйственное руководство театра имени Вахтангова оборудовало небольшой дом отдыха. И, мы, театральные дети (отец Державина Михаил Степанович был ведущим великолепным актером этого прославленного столичного театра — М. З. ), проводили там свои каникулы. А так как семья наша была большой — у меня еще две сестры, — то отец недалеко снимал еще домик у мельника. И тогда за едой для всей семьи мы ездили в поселок на велосипедах. С судочками. К слову, дом этот до сих пор сохранился, хотя вокруг разросся громадный дачный поселок. И в этом самом доме умер мой отец во время очередного отпуска. Умер совсем молодым, сорокавосьмилетним человеком, я его уже на многие годы пережил. . .
А родился мой отец тоже в Подмосковье, в селе Аксиньино, которое находится примерно в 70 километрах, если ехать все по той же окружной дороге. И вот смотри, какая интереснейшая вещь получается в жизни, опять же сама собой, без малейшего с моей стороны желания и стремления.
Как-то ко мне обратились знакомые мне, очень милые люди, которые дорожат нашим знакомством, и, может быть, в силу этого постоянно стремятся сделать нам с Роксаной что-то приятное. Мне, порой, даже бывает неловко от их сердечной и душевной расположенности. Но они такие люди. И вот они мне предлагают получить дачный участок не в куцых шесть соток, а приличный кусок земли в очень хорошем месте. Еду по указанному ими адресу, смотрю и мне очень все нравится. Начинаю строить дом. Однажды понадобилось съездить за какими-то материалами. Достаю карту Подмосковья и вижу, что моя новостройка находится на равном расстоянии от дома, где отец родился, и дома, где он умер. Точно посередине!
Однажды я снимался в такой веселой телепередаче «Чердачок Фруттис», где две компьютерные игрушки — следователи Колобки — весело принимают у себя различных гостей. Редактировала передачу супруга Артема Троицкого, умная, обаятельная женщина. После записи она предлагает меня отвезти домой. В машине разговорились. Она рассказывает, что их-то дача далеко, аж под Свердловском. Я радостно подхватываю: «Ой, а я был на даче под Свердловском у своего однокашника Толи Иванова в первые наши студенческие каникулы. И поскольку я заядлый рыбак, то даже рыбу ловил на реке Чусовой. А Троицкая вставляет: «Так наша же дача как раз на этой реке и стоит». «Теперь, — это уже я продолжаю, — Толя заслуженный артист России. Что не мудрено: его мама, Наталья Ивановна Кислевская, дочь знаменитого Кислевского, который считался лучшим другом Станиславского, долго пела в Свердловском оперном театре. А ее муж — Федор Богданов — директор Свердловского института восстановительной хирургии, травматологии и ортопедии построил дачу в очень престижном месте, вроде нашей Николиной горы. И вот там-то мы отдыхали, дай Бог памяти, лет этак 45 назад».
И тогда изумленная редакторша говорит мне: «Михаил Михайлович, так эту же дачу после смерти Натальи Ивановны и купила моя мама, и мы летом туда ездим отдыхать!»
Надо же! Почти полвека спустя встречаются два совершенно незнакомых человека, которых объединила память о летнем жилье где-то в середине России!
Лицедейство
Мой отец, правда, был очень замечательным, что называется, артистом от Бога. Это не мое мнение, а оценка людей в театральном мире очень авторитетных. Но вот именно из-за этого обстоятельства я в молодости, если так можно выразиться, комплексовал. Мне иногда казалось, что природа, щедро одарив отца великой способностью лицедействовать, на мне вроде бы как отдохнула. Сейчас вижу, что мои сомнения сыграли, на самом деле, в моей творческой судьбе весьма конструктивную роль: я по определению не мог зазнаться и потому всегда очень много работал над собой. И естественно развил те задатки, которые, хоть и не в большой степени, но все-таки перешли ко мне от отца.
Если совсем честно и откровенно, то я не лишен некоторого артистического обаяния. Только не воспринимай это как хвастовство. Я-то себе цену знаю и никогда, уверяю тебя, ее не завышу. Тем более, что обаянию и научить-то нельзя. Можно классно загримироваться, стать или даже быть красивым, выучить и подавать на сцене различные манеры, но зритель лишь скользнет по тебе взглядом. А можно быть с хриплым, прокуренным голосом, горбатым и убогим, но обаятельным — и публика к тебе потянется.
Есть такая байка или подлинная история — не знаю. Но, рассказывают, что Вениамин Захарович Радомысленский, впоследствии профессор, ректор школы-студии Художественного театра, среди других молодых артистов был приглашен к Станиславскому, уже очень больному и старому, почти на излете жизни. И Радомысленский спросил великого Станиславского: «Вы все знаете о театре. . . » «Почти все», — поправил его Константин Сергеевич. «Скажите тогда, что такое сценическое обаяние?» — «Вот этого-то я как раз и не знаю».
А я вот очень хорошо знавал Николая Олимпиевича Гриценко, который работал с моим отцом в одном театре. Дядя Коля вообще был кумиром моей молодости. Однажды мы вышли с ним из зала Чайковского после какого-то концерта. На ступеньках служебного входа в Татр оперетты, — там, где до оперетты размещался цирк, а теперь — мой родной Театр Сатиры, — сидел пьяный и никак не мог надеть ботинок. Отец шепнул мне: «Смотри, как дядя Коля повторяет все движения за пьяным». Много лет спустя я увидел эти движения у дяди Коли, когда он играл в спектакле «На всякого мудреца довольно простоты». Его герой был виртуозно нелеп и смешон. Вот что такое лицедейство.
Лет в десять я увидел в Театре имени Ленинского комсомола спектакль «Что делать?» по Чернышевскому. Про актрису, игравшую Веру Павловну, подумал: «Какая она старая». Потом меня взяли в этот театр после вуза. В том же спектакле я играл гимназиста. И продолжал думать: «Следующее поколение тоже будет говорить: какая она старая». Актриса не могла сыграть молодость, потому что не была лицедейкой. А Мансурова в 40 лет играла Беатриче и смотрелась девочкой. Точно такой же дар, говорят, был у Сары Бернар.
Я чрезвычайно высоко ценю лицедейство. Люблю гримироваться и не гнушаюсь никаких, даже самых отрицательных ролей. И, как ни странно, никогда не задумывался над тем, что делая лицо персонажа себе, я как бы беру на себя его судьбу, с ее радостями, горестями и грехами. . .
Американцы сняли несколько картин о том, что актер, перевоплощаясь, сам попадает в запредельные ситуации своего героя. И если ситуация, скажем, связана с дьяволом, то почти всегда людям в зале жутко.
Меняешь лицо — и меняешь судьбу. Иногда.
Много лет назад в спектакле «Молчи, грусть, молчи» я сыграл маленькую рольку женщины. Мы с Шурой (Ширвиндтом — М. З. ) как бы вели это представление и решили придумать какие-то персонажи. Я играл то критика, то поэта-песенника, то еще кого-то. . . И, помнится, сказал, Шуре: «В молодости, стоило мне надеть косынку, как я становился вылитая моя сестра Таня». Тут же, надев платье, я ошарашил свои видом друзей. Потом мы с Шурой еще не раз разыгрывали шутливую интермедию, где он меня, иностранку, переводил.
Так вот, многие годы, играя конферансье довоенной и военной поры, я всегда сильно перевоплощался. Хотя никаким гримом не пользовался. Но персонажи так глубоко входили в меня, что я действовал от них. Например, спрашивал зрителей: «Ну, кого бы вы еще хотели увидеть в сегодняшнем концерте?» И однажды мне шутейно ответили: «Ширвиндта». Доли секунды не задумываясь, я им ответил: «Простите, не знаю такого, возможно, он еще не родился». Многие подумали, что это такой заготовленный экспромт, а на самом деле, я жил в том, другом времени.
Мистика
Очень люблю разыгрывать своих друзей и приятелей. Причем, могу импровизировать моментально, исходя из создавшейся ситуации. Играя ту же иностранку, я разговаривал от ее имени по-английски. Да так быстро и пристойно, что наши люди в Америке удивлялись: откуда он так клево изучил язык. А я его знаю на уровне: как пройти и сколько стоит. Но если бы понадобилось говорить по-японски, я запросто восстановил бы его мелодику, не зная в этом случае совершенно ни одного слова. Все же сказываются занятия в нашей Вахтанговской школе, когда мы делали этюды на мгновенное оправдание ситуации.
И вот, разыгрывая, я как-то стал гадать одной девушке в присутствии еще трех ее подруг. Предварительно заметив, что предсказываю только по руке (потому что не знаю даже как раскидывать карты!). Самое интересное, что все, мною нагаданное, — сбылось! Причем в очень скором времени. Ее подруги проходу не давали мне: погадай да погадай нам! А я ведь совершенно случайно наплел правду! И потому упорно отказывался пойти бедным девушкам навстречу.
Многие, кто занимается нашей артистической профессией всерьез, утверждают, что во время, которое актер проводит на сцене в образе другого человека, останавливаются биологические часы актера, и часы, проведенные на сцене, приплюсовываются к его жизни. Наверное, что-то в этом есть, думаю я всякий раз, когда играю с Георгием Менглетом и Георгием Тусузовым. И вообще многие артисты живут долго. Но вот мой отец прожил мало. И я думаю: а вдруг биологические часы и у меня отнимают время моей жизни? И это тоже очень может быть, потому что на сцене идет очень большая затрата энергии. Не знаю, не могу ответить, но уверен в одном: все это чрезвычайно интересные вещи. Я вот страдаю гипертонией, это наследственное, от папы. Уже несколько лет я — на лекарствах, чтобы быть на сцене в нормальной форме, чтобы голова не кружилась и так далее. Однако я заметил: после спектакля, в котором играю большую роль, у меня давление становится нормальным. Это ли не парадокс? Хотя врачи его объясняют концентрацией всех защитных сил организма. Черт его знает. Во всяком случае, был у меня инфаркт, который я пережил на ногах и не заметил его. Скорее всего, он у меня на сцене и случился.
Перед премьерой спектакля постоянно думаешь о роли. И начинают тебе сниться вещие сны. Так Менделеев очень много думал о классификации элементов и ему в итоге приснилась его знаменитая таблица. Ну, я не Менделеев, но именно в снах зачастую вижу, как надо повернуться, как сыграть тот или иной кусок роли. Часто это точь-в-точь совпадает с той концепцией, что вынашивает режиссер, требует от тебя, но ты это подолгу не можешь выполнить. У меня таких моментов было очень много. Даже зрительный зал начинает аплодировать чему-то, наконец, найденному.
В спектакле «Счастливцев – Несчастливцев» по пьесе написанной специально для нас с Шурой Григорием Гориным, режиссер Арцыбашев, между прочим, признанный экстрасенс, показывал мне одну фразу. И такое профессиональное движение рукой делал: «Вы чувствуете тепло?». Я говорю: «Не надо мне тепла, у меня давление». И во сне видится, что правильно будет возвращать ему его тепло. Он меня спрашивает: «Вы согласны сыграть с нами, молодой человек?». А я — ему: «Чувствуете тепло?». И — моментально пальцы складываются в дулю: «Вот вам ваше тепло, а мне холодно». И зал в этом месте взрывается хохотом. А Сергей Арцыбашев мне говорит: «Ну, вот и получилось. Этой фиги нам и не хватало».
Мы играли премьеру «Ревизора» в Ленинграде во Дворце Ленсовета. Сцена там больше приспособлена под военные духовые оркестры, а не к театральным спектаклям. Пришли на нас тогда посмотреть известные ленинградцы: гениальный артист балета, оставшийся в Америке, Миша Барышников, знаменитый чешский режиссер Крейга и еще многие другие. Нам композитор Юрий Будко написал очень хорошую, точную, мистическую музыку к спектаклю. Декорации придумал едва и не самый известный наш отечественный художник Валерий Левенталь. При каждом «ударном» моменте действия, все на сцене как будто рушилось и перемещалось. Мы с Шурой играли Бобчинского и Добчинского. И вдруг на моих словах: «Чиновник-то, о котором изволили получить нотицию, — ревизор», зазвучала как и положено, тревожная музыка, декорации пришли в движение, и на сцену выскочил огромный черный кот. А сидели мы за длинным столом и мизансцена напоминала «Тайную вечерю». Кот промчался по столу, прыгнул на Менглета, пробежал по городничему — Папанову и взлетел на декорации. А они были затянуты тонкой сеткой. И кот висит, качаясь точно в такт музыке. В это время по ходу действия появляется актер Левинский, который играл в спектакле Черного человека — мистический персонаж в бархатном костюме с пером. Кот пролетел над ним и скрылся за кулисами. Зал взорвался аплодисментами.
Крейга потом спрашивал Плучека: «Валентин, а как ты сделал этого кота?». И Валентин Николаевич, важно подбоченясь, ответил: «Это наш технический секрет». А черный кот выпрыгнул случайно. Или не случайно, а потому, что Гоголь мистичен?
Одна журналистка за рубежом спросила меня: «А как вы заучиваете такие большие тексты? У вас есть какая-нибудь технология?». Я начал ей распространяться на тему навыков и всего такого прочего. А когда вечером, — через два часа после беседы, — вышел играть спектакль, подумал, произнося монолог: «В самом деле, как я все это запоминаю?». И тут же забыл текст.
Маршальский дом
Поскольку я был мужем дочери Буденного, и жили мы во втором подъезде маршальского дома на улице Грановского, то с большими военачальниками на ту пору мне приходилось встречаться довольно часто. Были среди них Г. К. Жуков, Р. Я. Малиновский, И. И. Якубовский и еще многие другие. Я с ними по-соседски здоровался, но и только. Сколь-нибудь примечательных контактов не случалось. Я на ту пору был сильно малоизвестным актером и потому никакого интереса для маршалов не представлял. Сказать по правде и их боевые свершения тогда меня не очень волновали. Уже много позже я прочитал практически все мемуары великих советских военачальников. Взять хотя бы Родиона Яковлевича Малиновского. На свет он появился незаконнорожденным. В юности батрачил. В 1914 году тайком проник на фронт и стал рядовым бойцом. За храбрость был награжден Георгиевским крестом. После ранения попал в Русский экспедиционный корпус во Франции. Дрался с французами против немцев. Был награжден тремя французскими наградами. Потом воевал в Красной Армии, участвовал в испанской войне 1936 года.
Его дочь Наталья, которую я хорошо знавал, написала об отце такие строки: «Еще во Франции, в 1918 году, отвоевавший всю первую мировую двадцатилетний Георгиевский кавалер, впервые в жизни берется за перо и пишет пьесу. Возможно, самодеятельный солдатский театр в Плер-на-Марне, о котором написано в книге «Солдаты России» (мемуары Р. Я. Малиновского — М. З. ) и репетировал папину пьеску, но до премьеры дело не дошло, да и не в постановке дело. Сейчас важнее другое — то, что отец сохранил эту рукопись, не питая на ее счет никаких литературных иллюзий. Она была дорога ему как знак того несбывшегося призвания, а не просто как память о юности. После пьесы — пробы пера — он долго не писал, и, казалось, жизнь складывалась так, что и думать о литературе не приходилось, но призвание напоминало о себе — иначе не штудировал бы молодой командир пособия из серии «Что надо знать начинающему писателю».
Биографии других сталинских маршалов, уверяю вас, не менее интересны. Но эта вспомнилась, потому что с театром связана. А сейчас на память вдруг пришел совершенно курьезный момент. С маршалом Иваном Игнатьевичем Якубовским мы жили в одном подъезде. Он регулярно выгуливал очень крохотную собачку. И вот шагает этот богатырь по лестничной площадке, а тут я — навстречу. Собачка шустро так прыг на руки маршалу. И вот этот дважды Герой Советского союза, главнокомандующий на то время Объединенными вооруженными силами государств – участников Варшавского договора, просто человек-гора, глядя на меня, вдруг сильно засмущался. Я что-то ему сказал, оно что-то ответил. Тут домработница открыла дверь квартиры и взяла собачку с рук маршала.
. . . Наверное, это будет не очень корректно, рассказывая о Державине, совсем не упомянуть о его великолепной жене РОКСАНЕ, о которой, правда, я никогда и нигде не писал, хотя общаюсь с ней не так уж редко. Между тем, это по-своему уникальная женщина. Родилась в семье, где мама была композитором-теоретиком. Закончила технический вуз и даже сдала кандидатский минимум, но увлеклась джазом. Тогда ее и приметил известный музыкант Константин Орбелян. Выступала в его эстрадном оркестре. Потом была встреча с композитором Владимиром Матецким, который изменил сам стиль жизни Роксаны Бабаян. Без их совместной песни «Счастье близко, счастье далеко» отечественная эстрада уже немыслима. О своей жене Михаил Михайлович говорит: «Стоило жениться три раза, чтобы, в конце концов, найти свой идеал. Роксана — удивительный человек. Она обладает необыкновенными способностями успокаивать меня, когда я брюзжу, болею, переживаю стресс».
О генеалогическом древе Михаила Державина. Отец Михаил Степанович Державин, народный артист СССР. Мама Ираида Ивановна Дроздова, училась на актрису, но осталась домохозяйкой, помощницей мужа. Дедушка Иван Алексеевич Дроздов налаживал фонтаны в цирке. Сестра Татьяна Михайловна, художник. Зять Борис Владимиров, создатель знаменитой Авдотьи Никитичны. Племянник Михаил Владимиров, актер Театра сатиры. Сестра Анна Михайловна Державина, актриса.
Первая жена Михаила Михайловича – Екатерина Райкина, тесть Аркадий Райкин, шурин Константин Райкин. Вторая жена Нина Буденная, второй тесть маршал Семен Буденный, дочь Мария Буденная, окончила ГИТИС, внук Петр Буденный. Третья жена Роксана Бабаяна, народная артистка России.
P. S. Очерк написан при жизни актёра. . .
Михаил Захарчук