22 июня — сегодня, 79 лет назад, началась Великая Отечественная война – событие по своим ужасающим масштабам несравнимое ни с чем.
Сегодня, 79 лет назад, началась Великая Отечественная война – событие по своим ужасающим масштабам несравнимое ни с чем. Этот день для советских людей стал самым страшным днём в году. Да и во всём ХХ столетии. Свидетельства современником об этой трагичной дате крайне противоречивы и по этой главной причине не всегда достоверны. Причем, сейчас, спустя столько времени, нас интересуют, прежде всего, перипетии, происходящие на главном командном пункте СССР – в Кремле. А Сталин, к великому сожалению, всю свою внешнюю политику предпочитал вести под плотным покровом секретности. Это Гитлер с первого дня войны сделал всё для того, чтобы каждый его чих фиксировался для истории. Ежедневно в его ставке стенографисты выдавали по 500-600 страниц о всевозможных совещаниях. Сталину такое даже в голову прийти не могло. Для него было нормой обсуждать различные вопросы в течение нескольких часов, а потом, задним числом, оформить их в постановление или директиву. Вообще в кабинете вождя крайне редко проходили так называемые протокольные мероприятия. Хотя, понятно, что именно там решались самые сложные проблемы войны и мира. Надо ли говорить, как сие обстоятельство обедняет историю, даёт пищу для всякого рода домыслов, фальсификаций, конспирологических измышлений.
…Бытует на флоте такое понятие, как «собачья вахта» — с 00 до 4 часов утра. Вот и это примерное время суток 22 июня – самое тёмное и запутанное в хронологии трагических событий. Из того, что нам определённо известно – сообщение Жукова Сталину об очередном немецком перебежчике, сообщившим о начале войны. Вождь спросил НГШ: передана ли директива №1 о приведении войск в боевую готовность на места. Время, примерно, 00. 30. С 2 до 3 часов по воспоминаниям В. Молотова шло заседание членов Политбюро. А. Микоян это подтверждает: «Мы разошлись около трёх часов ночи». Однако по «Журналу посещений» кабинета Сталина самого его в это время там не наблюдалось. Выходит, что члены Политбюро совещались без вождя. Крайне сомнительно.
«В 3 часа 07 минут, — это уже воспоминания наркома Военно-Морского флота, — над Севастополем появились фашистские самолёты, встреченные мощным зенитным огнём. Воздушная атака противника была отражена. Аналогично развивались события на Балтике и Северном флоте. Я немедленно взялся за телефонную трубку и доложил товарищу Сталину о том, что началась война. Через несколько минут мне позвонил Г. М. Маленков и спросил: «Вы представляете, что Вы доложили Сталину?» — «Да, представляю. Я доложил, что началась война».
3 часа 07 минут – точность достойная военачальника. И в то же самое время читаем у Жукова: «Нарком приказал мне звонить Сталину. Звоню. К телефону никто не подходит. Звоню непрерывно. Наконец, сонный голос дежурного генерала управления охраны. «Кто говорит?» — «Начальник Генштаба Жуков. Прошу срочно соединить меня с товарищем Сталиным» — «Что? Сейчас?- изумился начальник охраны. — Товарищ Сталин спит» — «Будите немедля: немцы бомбят наши города!» Несколько мгновений длится молчание. Наконец, в трубке глухо ответили: «Подождите». Минуты через три к аппарату подошёл Сталин. Я доложил обстановку и просил разрешения начать ответные боевые действия Сталин молчал. Слышу лишь его дыхание. «Вы меня поняли?» Опять молчание. Наконец, Сталин спросил: «Где нарком?» — «Говорит по ВЧ с Киевским округом» — «Приезжайте с Тимошенко в Кремль. Скажите Поскрёбышеву, чтобы он вызвал всех членов Политбюро».
Разговор этот происходит, примерно в четыре часа утра. Точнее времени у Жукова не находим. В отличие от Кузнецова. Ещё большие разночтения по поводу приёма посла Германии Шуленбурга. По Жукову он проходил в 4. 30. У Молотова время указано: от 2 до 3 ночи. Определённая путаница. При том, что первые залпы немецких орудий по объектам Советского Союза прогремели в 3 часа 15 минут.
Более вероятно, что события происходили так. Шуленбург определённо просил о приёме до 3 часов ночи. Однако Сталин не позволил агрессору выглядеть рыцарем, бросающим перчатку, и принял немца в полшестого утра, когда уже точно знал о вероломном нападении.
Из беседы Молотова с Шуленбургом: «Что означает эта нота?» — «По моему мнению, это начало войны» — «Для чего Германия заключала пакт о ненападении, когда так легко его порвала?» — «Сожалею, но ничего прибавить к сказанному не могу. Шесть лет я добивался дружественных отношений между СССР и Германией, но против судьбы ничего поделать не могу».
Вернёмся к воспоминаниям Жукова: «Быстро вошёл Молотов: «Германское правительство объявило нам войну». Сталин молча опустился на стул и глубоко задумался. Наступила длительная тягостная пауза. Я рискнул нарушить затянувшееся молчание и предложил немедленно обрушиться всеми имеющимися в приграничных округах силами на прорвавшиеся части противника и задержать их дальнейшее продвижение».
Воля ваша, дорогой читатель делать свои выводы. Но как по мне, то видится во всём этом «фэнтези» НГШ два момента. Он хочет унизить Сталина и превознести себя. Ибо Сталин не мог столь обречённо реагировать на сообщение того же Молотова, потому как знал уже всю полноту событий! И вообще вождь не был растерянным!
Из воспоминаний Л. Кагановича: «Ранним утром 22 июня меня вызвал Сталин. Я нашёл его собранным, спокойным, решительным» — «Какие лично Вам он давал указания?» — «Очень много указаний я получил. Они показались мне весьма продуманными, деловыми и своевременными. Конечно, основной круг заданий мне бы связан с работой железнодорожного транспорта, с проблемами максимального обеспечения перевозок».
С 8. 40 и до 12. 05 Сталин занимался сбором информации, поступавшей с западной границы. У него были: генеральный секретарь Исполкома Коминтерна Г. Димитров и секретарь ИККИ Д. Мануильский. В дневнике Димитрова находим: «В кабинете Сталина находятся Молотов, Ворошилов, Каганович, Маленков. Удивительное спокойствие, твёрдость и уверенность у Сталина и у всех других. Редактируется правительственное заявление, которое Молотов должен сделать по радио. Даются распоряжения для армии и флота. Мероприятия по мобилизации и военное положение. Подготовлено подземное место для работы ЦК ВКП (б) и Штаба».
Совсем другими события выглядят в воспоминаниях А. Микояна: «Все пришли к выводу, что необходимо выступить по радио Сталину. Но он же наотрез отказался: «Мне нечего сказать народу. Пусть Молотов выступит». Мы все возражали против этого. Однако наши уговоры ни к чему не привели. Конечно, это было ошибкой. Но Сталин был в таком подавленном состоянии, что действительно не знал, что сказать народу».
Эта, якобы растерянность Сталина, впоследствии будет подхвачена, развита, растиражирована и расцвечена всеми цветами либерастической радуги неприятия и ненависти к вождю. Начало гнусным нападкам на него положил «великий строитель коммунизма, кукурузник» Н. Хрущёв: «Я знаю, каким героем он (Сталин – М. З. ) был! Я видел его, когда он был парализован от страха перед Гитлером, как кролик загипнотизированный удавом. Берия мне рассказывал, что Сталин совершенно был подавлен. Буквально так и сказал. «Я, — говорит, отказываюсь от руководства», — и ушёл. Ушёл, сел в машину и уехал на ближнюю дачу. Вторит «кузькиноматчику» генерал-проститутка Д. Волкогонов: «Документы, свидетельства лиц, видевших в то время «вождя» (почему в кавычках – он и был вождём! — М. З. ), говорят, что Сталин был так подавлен и потрясён, что не мог проявить себя как серьезный руководитель. Психологический кризис был глубоким, хотя и не очень продолжительным». Наглая и циничная ложь генерала-сволочи! Хотя, даже самые ярые сталинисты полагают, что вождь здесь допустил ошибку. Да ничего подобного! Как это для кого-то ни прозвучит кощунственно, но речь шла всё же только о формальном подтверждении начала войны. Время Сталина ещё придёт. Тем более, что он единственный из всех своих соратников уже 22 июня отчётливо понимал: страшное всенародное горе растянется на годы. А что следует сказать Молотову, Иосиф Виссарионович подсказал сам и пригласил к этой работе членов Политбюро.
«Составлял ту официальную речь я, — вспоминал Молотов. — Редактировали, участвовали все члены Политбюро. И, разумеется, Сталин. Такую речь просто не могли пропустить без него, чтобы утвердить, а когда утверждают, Стали очень строгий редактор. Какие слова он внёс, первые или последние я не могу сказать. Но за редакцию этой речи он тоже отвечает».
В 12. 05 Молотов вышел из кабинета Сталина, а вернулся в него в 12. 25. Таким образом, он выступил не ровно в полдень, как принято считать.
В первый день войны в кабинете вождя побывало 16 человек. 10 из них – дважды и более раз. Но мы сейчас не можем себе вообразить даже сотой доли того, что обсуждалось за дубовыми дверями этого кабинета. Последним из членов Политбюро его покинул, судя по «Журналу посещений» Л. Берия в 16. 45. Но после этого Сталин ещё принял М. Водопьянова, который на гидросамолёте приземлился в Химках. Михаил Васильевич предложил организовать налёты бомбардировщиков на Германию. И назвал маршрут: от Москвы до Берлина. «А не лучше ли так?- спросил Сталин, и укала трубкой от Балтики до германской столицы. — Пожалуй, что лучше», — согласился Водопьянов.
После ухода знаменитого лётчика Сталин отдал распоряжение: отправить на фронт двух своих сыновей: Якова, Василия и приёмного Артёма. И лишь тогда, не спавший более полутора суток, 63-летний вождь отправился на дачу. Там в 21. 15 он ещё подписал директиву, где был такой пункт: «На фронте от Балтийского моря до границы с Венгрией, разрешаю переход границы и действия, не считаясь с границей».
И я сейчас вовсе не о том, что подобное распоряжение в той конкретной обстановке выглядит со всех сторон как бы и «маниловским». Просто в нынешней историографии, сплошь оседланной либеральными «учёными», на все лады варьируется тезис: Сталин так испугался нападения фашистской Германии, что вместо того, чтобы отдать приказ действовать, пытался урегулировать «инцидент» мирным путём». Циничная и наглая ложь. Сталин, во-первых, не терял самообладания. Во-вторых, с первого дня войны и до победного салюта он даже в мыслях не допускал «сговора» с лютым врагом. Он знал и верил, что бы сейчас о нём ни говорили и ни писали: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!»
И так было!
Михаил Захарчук
