Сегодня – день памяти по Екатерине II Великой, урождённой Софии Августы Фредерики А́нгальт-Цербстскй, в православии Екатерины Алексеевны.

14 января 4:41

Сегодня – день памяти по Екатерине II Великой, урождённой Софии Августы Фредерики А́нгальт-Цербстскй, в православии Екатерины Алексеевны.

Сегодня (17 ноября) – день памяти по Екатерине II Великой, урождённой Софии Августы Фредерики А́нгальт-Цербстскй, в православии Екатерины Алексеевны. 224 года назад перестало биться сердце самой любимой в народе русской императрицы. Вспомним и мы её царскую любовь…
«Я женщина была и много я любила, но для любви своей ни разу я Отчизны не забыла». Екатерина П Алексеевна.
«Екатерина, ты была не права». (Из песни «Любэ» «Не валяй дурака, Америка»).
«Наконец, вспомним, что Екатерину П (немку по происхождению) русский народ называл матушкой». (Из выступления президента России В. В. Путина перед депутатами бундестага ФРГ).
«Екатерина замерзла у себя в больших палатах и вышла в сени слуг покликать. Смотрит, а там здоровенный детина печку топит. Царица давай ему жаловаться: замерзла, мол, я как цуцик. И до тех пор талдычила это, покуда мужик не уразумел, что матушку надо попросту хорошенько отье. . . ать. Что и сделал благополучно. Вот жарит он, значит, царицу, ажник пар столбом, а она сладостно так приговаривает:
— Хорошо, хорошо, добрый молодец! Кто будешь?
— Дворовые мы, — ответствовал мужик, смутившись.
— Капитаном Тепловы нарекаю тебя!
А под утро поблагодарила его за службу верную и цельным полковником Тепловым пожаловала». (Старинный анекдот).
«Царицу стегали тонко выделанными плетьми. Когда тело стало розовым от порки, ее натерли водкой, и она уселась на лицо одной из девушек; вторая, опустившись на колени между ее пухлыми бедрами, лизала ей клитор; третья впилась губами в ее рот; четвертая сосала набухшие соски царицы, а еще двух Екатерина ласкала руками, щекоча их промежности, массивные груди. В это же время шестеро дюжих молодцев ритмично всовывали свои массивные фаллосы девушкам в зады. В конце концов, эта компания довела царицу до бурного извержения. Она, по-своему обыкновению, громко, почти надрывно стонала и жутко ругалась по-русски». (Из романа «Жюльетта» маркиза де Сада).
Впрочем, «садистская» проза маркиза ещё, можно даже сказать, стыдлива на фоне того, что в мире писалось и пишется, ставилось и ставится про нашу великую монархиню. Есть такие вещи, что даже мне, военному человеку, как-то даже неловко цитировать. Ну и не стану. Скажу лишь о том, что среди нескольких десятков исконно русских или полу русских самодержцев эта чистокровная немка, привезенная в Россию как невеста наследника престола, внука Петра 1 — будущего императора Петра Ш) – до сих пор остаётся едва ли не самой популярной в народе императрицей. Даром, что пришла к власти, позволив умертвить собственного мужа. Народ ей этот грех простил и никогда им не попрекал. Так что если исходить из самого безошибочного и верного лакмуса, коим является анекдот, то, пожалуй, с «Катькой» и некого из отечественных венценосцев поставить рядом. Встречаются, конечно, анекдоты об Иване Грозном, о Петре 1, о Николае П, но чтобы в таком количестве, как о Екатерине Второй, — да никакого сравнения!
Словом, в глубинной памяти народной эта экзотическая царица останется навсегда. И вовсе не потому, что сидела она на троне без малого три с половиной десятилетия. Истории российской ведомы венценосные сроки и побольше этого. Однако лишь екатерининское царствование было названо потомками «великолепным веком». И, сдается, по праву. . .
Слякотным осенним днем 1745 года замызганная болотом прусская карета, запряженная худой четверкой, остановилась у российского пограничного столба. Встречать будущую супругу будущего царя, а пока что великого князя Петра Федоровича, которого тоже в свое время «выписала» из Германии царица Елизавета Петровна, выехал только что получивший генерал-майорское звание Ю. Ю. фон Броун. Немецкая княжна Августа Анхальт-Цербстская распорядилась отправить свой небогатый экипаж на родину, пересела в генеральскую карету и, пристально глядя в глаза Юрию Юрьевичу, произнесла на их родном немецком языке:
— Говори, как на духу, что ожидает меня, бедную княжну, при дикарском русском дворе? Описывай сильные и слабые стороны каждого царедворца. Говори только правду, одну лишь правду, какой бы горькой она ни была. От твоей честности ныне будет зависеть очень много. Так много, что твоя собственная жизнь на этом фоне песчинкой покажется.
Пораженный неожиданно-проникновенной мудростью речи юной княжны, фон Броун начал рассказывать под занудную дождевую дробь обо всех тех, кто вершил правление самым великим в мире царством — российским. Необычная, если не сказать бесценная услуга земляка была оценена по достоинству. Всю жизнь потом фон Броун находился в фаворе у русской царицы. И был единственным придворным, который никогда не знал опалы. Так что спустя несколько лет, на грех по выдергиванию трона из-под собственного супруга немецкая княжна пошла вполне сознательно. А что бабе, скажите на милость, оставалось делать, если суженый ее «великий князь» был откровенным дебилом. Девять лет он держал бедную немецкую княжну в девственницах, кормя ее только своими бредовыми ночными побасенками! Причуда эта кажется еще более удивительной и странной, когда узнаешь, что после обрезания Петр пользовал посторонних женщин весьма успешно. Есть даже сведения, что у него было аж четыре (!) любовницы! А когда Петр достоверно убедился в том, что жена изменяет ему со Станиславом Понятовскими, он якобы притащил ее полуобнаженную к сопернику и гордо заявил: «Теперь, дети мои, я вам больше не нужен». После чего исчез с очередной любовницей в неизвестном направлении.
В любом случае, не выглядит удивительным тот факт, что Екатерина вынуждена была взять решение собственных сексуальных проблем в собственные же руки.
Как совершенно справедливо утверждали братья Эдмон и Жюль Гонкуры: «Небольшая доза распущенности необходима для государства: она смягчает нравы, делает общество гуманным, делает людей тоньше и совершеннее. Все великие люди всех времен были распутниками!» И в этом смысле половая вольность Екатерины, на самом деле, никаким злом не являлась. Что с одной стороны подтверждается ее собственным признанием «для любви своей ни разу я Отчизну не забыла». С другой — стойким и непреходящим уважением к ней простого русского народа, всегда умевшего отделять в поступка своих правителей мелкие бытовые плевела от государственных зерен мудрости власть предержащих. А то, что Екатерина была величайшим в истории России государственным деятелем — никакому сомнению не подлежит. Как говорится, не время, не место и не нам педалировать эту тему, но напомнить некоторые моменты славного екатерининского царствования, ей-богу, не грех. Более того, это будет даже справедливо, потому что у некоторых читателей может сложиться однобокое представление о ней лишь как о «половом гиганте». Любительницей «перепихнизма» она была на самом деле очень знатной, о чем речь у нас тоже впереди, но с не меньшим тщанием занималась и государством российским, доставшимся ей в крайне удручающем состоянии.
«Блаженной памяти государыня императрица Елизавета Петровна во время семилетней войны искала занять два миллиона рублей в Голландии, но охотников на этот заем не явилось. Следовательно, кредита или доверия к России не существовало». Эту запись мы находим в дневнике Екатерины. А по историческим источникам узнаем, что к моменту ее восхождения на престол почти вся армия, почти год не получала жалования. Ни копейки (!) не выплачивалось и большей части государственных служащих. В силу столь катастрофического состояния финансовых ресурсов державы, чиновничеству было разрешено. . . «кормиться с дел»! Вы себе представляете, читатель, что творилось тогда на бедной Руси? Вся торговля находилась у частников-монополистов, которые в буквальном смысле разоряли страну, вдобавок алчно и жестоко издеваясь над людьми. «Внутри империи заводские и монастырские крестьяне почти все были в явном непослушании властей, — находим все в том же екатерининском дневнике, — и к ним начинали присоединяться местами и помещичьи». Вылилось это, как мы помним, в пугачевский бунт, кровавый и беспощадный, как и всё, что стихийно на Руси.
В плачевно-жутком состоянии было законотворчество. Сенаторы занимались исключительно пустопорожней болтовней. У них не оказалось даже карты собственного государства, и царица на личные пять рублей приобрела для сиятельных мужей-пофигистов их основной рабочий документ. Впрочем, даже те немногочисленные законы, которыми империя обладала, не выполнялись сплошь и рядом. Существовало стойкое мнение, ставшее впоследствии двумя пословицами: «Ждать третьего указа» и «Не спеши выполнять указ — всегда может последовать команда отставить». Да что там говорить, если даже российская таможня была отдана на откуп!
Чтобы не утомлять в дальнейшем читателя историческими выкладками замечу лишь, что все перечисленные и еще многие не названные российские проблемы были успешно решены за время царствования Екатерины П. Вот еще одна выдержка из ее дневника: «Долги царствования Петра 1, императрицы Анны и три четверти долга за царствование императрицы Елизаветы — уплачены. Торговля оживляется; монополии уничтожены; доверие к казне дошло даже до того, что купцы доверяли свои деньги государственным конторам в одном месте империи, чтобы получить их в другом в срок, им указанный. Ценность серебряной и медной монеты установлена точно раз навсегда. Военное ведомство приведено в порядок, подправленные войска много знатных баталий выиграли. Бунтовщики усмирены, работают и платят; правосудие более не продается; законы уважаются и исполняются. Частные лица платят следуемое, не разоряясь. Есть инвалидный дом и платятся пенсии всем тем, кто уже не в состоянии служить и кто не имеет средств к жизни». От себя добавим, что и бумажные деньги впервые в нашей стране ввела все та же Екатерина.
Но как издревле у нас принято: делу — время, потехе — час. «Потешаться» с мужчинами, как уже говорилось, Екатерина начала еще в ранге великой княгини с Сергеем Васильевичем Салтыковым. Он был высок, статен, имел длинный нос «картофелиной» — вернейший признак большой половой потенции, крупные чувственные губы и практически не знавал усталости в любви.
. . . Был случай, когда в покои к одинокой императрице проник молодой и чрезвычайно симпатичный красавец, князь Кантемир. Упав перед ней на колени, вологодский Дон Жуан (у князя было имение в этой губернии) стал молить о любви, обещая взамен жизнь собственную. Екатерина хладнокровно позвонила в колокольчик, вызвала дежурного генерала и велела арестовать князя, что автоматически становилось как бы ЧП государственного масштаба. Князья в России были практически неприкосновенны. Примечательно, что царица в тот же день простила Кантемиру его «неуклюжую выходку», через некоторое время дала пылкому юноше насладиться своим телом. Но только раз. На большее красавец оказался неспособен. По этой же причине разборчивая в сексе монархиня отвергла и другого известного во всем Петербурге ловеласа Свейковского. В отчаянии тот пронзил себя шпагой насмерть.
Один из апокрифов приписывает Екатерине регулярный групповой секс, а также то, что к царице периодически приводили взвод солдат, и она их всех перепускала через себя, поскольку страдала бешенством матки. До сих пор ходят упорные слухи, что именно эта болезнь заставила венценосную женщину в конце жизни прибегнуть к услугам. . . хорошо отдрессированного жеребца, который покрывали царицу в специально сооруженном для такой цели станке. Умерла она якобы именно в подобном станке, поскольку один из жеребцов в порыве страсти сломал его и разворотил своим огромным фаллосом все внутренности императрицы.
Надо ли особенно доказывать, что и эта народная фантазия — от любви особой к царице-матушке проистекающая. Русскому человеку ведь всегда было в кайф гипертрофировать и гигантизировать до неимоверности все, что с животворящими половыми органами связано. Вспомните хотя бы «заветную сказку», записанную А. Афанасьевым о волшебном кольце: «Дай-ка я таперича залезу к нему (зятю — авт. ) на х…й»- думает теща. Влезла и давай на х. . ю покачиваться. Вот на ту беду надвинулось как-то кольцо у сонного зятя на целый перст, и потащил х…й тещу вверх на семь верст. Дочь видит, что мать куда-то ушла. Смотрит — муж спит, его х…й высоко торчит, а наверху чуть-чуть видно тещу. Как ветром поддаст — она так и завертится на х…ю, словно на рожне. Что делать, как матушку с х…я снять? Набежало на то место народу видимо-невидимо, стали ухитряться да раздумывать».
Если этот пример рассмотреть как бы с изнанки, то ясно видно, что народу русскому во все времена по душе была половая неистовость своих венценосцев. Эта неистовость автоматически связывалась с продолжением жизни вообще, с плодородием в частности. Поэтому «слабость екатерининского передка» странным и парадоксальным образом в умах людей ассоциировалась с силой государыни. Этим даже подспудно восхищались. В той же легенде о сношении царицы с жеребцами нет ни йоты осуждения. Наоборот присутствует сострадание: мол, станок, жаль, сломался. А так бы, — да на здоровье. . .
До воцарения немкиня сыскивала для себя мужиков самостоятельно. Помимо Салтыкова она охмурила камергера Захара Чернышева, обер-шталмейстера Льва Нарышкина и еще нескольких придворных вельмож, чьи мена для истории не сохранились. Так же не установлен окончательно и тот факт, кто является отцом ее сына, будущего императора Павла 1. На эту честь наравне с Петром Федоровичем претендовали Салтыков, Нарышкин и Чернышев. Более того, сама Екатерина тоже всю жизнь пребывала в сомнениях, от кого понесла наследника. Хотя, если судить по причудливому нраву Павла, скорее, всего гены ему передал именно сумасбродный Петр.
Надо также особо подчеркнуть, что никаких сверх усилий по поиску очередного партнера для половых утех будущая царица никогда не предпринимала. Мужики липли к немкине, как мухи на мед, ибо она отвечала высочайшим по тем временам требованиям и представлениям о национальной русской женской красоте. Была высока, стройна, белолица и румяна. Имела пышную грудь (по нынешним понятиям девятого размера), длинные, ниже колен густые, слегка вьющиеся, каштановые волосы. Стройность и осанку она сохранила до самой смерти. Под старость, правда, сильно потолстела. Сказалось неукротимое пристрастие к вареной говядине с солеными огурцами и к мадере. Зато яркий, неподдельный румянец никогда ее не покидал, поскольку провоцировался неумеренным употреблением черного кофе. Этот напиток для царицы готовился такой невероятной крепости, что из его остатков, добавляя воды, готовили себе сладостное пойло царские лакеи, а после них, еще раз разбавив, колониальным ароматом наслаждались низшие придворные слуги.
Как-то государыня предложила своему любимому секретарю Кузьмину (отличался умом и литературными дарованиями, помогал ей сочинять), сильно продрогшему на студеном прибалтийском ветру, свою чашку кофе. Кузьмин глотнул огненный напиток и чуть коньки не отбросил, так у него с непривычки заколотилось сердце.
И здесь, по касательной, замечу две вещи. Во-первых, с помощью таких секретарей как Кузьмин, Екатерина П сочинила комедии «О, время!», «Именины г-жи Ворчалкионой», «Обманщик» и еще с десяток других подобных. Под ее именем вышли несколько комических опер; сказки для детей: «Сказка о царевиче Хлоре», «Сказка о царевиче Фавее»; исторические сочинения: «Записки касательно российской истории», «Антидот». Она долгие годы переписывалась с Дидро, Вольтером, со своим заграничным агентом по особым поручениям бароном Гриммом. Всего литературное наследие Екатерины П насчитывает 12 томов! Не у всякого русского писателя первой очереди столько написанного наберется. И, поверьте, читатель, интересного там предостаточно. Екатерина была умнейшая женщина своего времени далеко отнюдь не только в масштабах собственной державы. Во-вторых, умерла она от злополучного черного кофе, выпив его подряд две чашки после того, как врачи категорически запретили ей даже нюхать этот коварный заморский напиток.
Даже изрядно пополневшая и основательно постаревшая Екатерина умела воспламенять мужчин всех возрастов и званий. Уже упоминаемый нами князь Кантемир возжелал царицу на ее пол столетнем рубеже. А двадцатидвухлетний Платон Зубов взял штурмом сердце матушки-императрицы, когда последней шёл. . . шестьдесят третий год! Примерно в тех же летах она бурно наслаждалась телесными услугами Александра Ланского, которого за особые страсть и пылкость произвела из поручиков в генералы.
И тут уже отнюдь не по касательной, а вполне по принципиальным соображениям надо заметить то, сколь непостижимо великодушной и доброй всегда оставалась великая русская императрица. Это тем более удивительно, что, находясь на самой вершине абсолютной царской власти, при этом полностью ей, соответствуя, она в глубине души оставалась сиротливо-одинокой женщиной, не умевшей, да, откровенно говоря, и не желавшей подавлять в себе зова плоти — единственного в ее жизни по настоящему стоящего удовольствия. Каждого своего очередного избранника, поэтому она с поистине материнской нежностью лелеяла и пестовала как первого и последнего в ее судьбе, заботливо окружая счастливца всевозможными благами. При этом зорко берегла любовника от посягательств коварных, часто непредсказуемых соперниц. А оснований к подобной перестраховке недостатка не наблюдалось. Ну кто бы, к примеру, мог подумать, что лучшая подруга, тезка Дашкова, от которой многие годы Екатерина не имела совершенно никаких секретов, которая длительное время являлась поверенной во все интимные тайны царицы, поставлявшая, к слову, госпоже многих любовников, — так вот и эта подруга, в конце концов, начала «воровать» её, царскую любовь. Узнав это, Екатерина отправила Дашкову за рубеж на долгие десять лет. И то не сама предприняла такой шаг, а поступила по совету начальника сыскной канцелярии С. И. Шешковского.
Еще большими предателями оказывались сердечные воздыхатели императрицы. Графа Григория Орлова она самолично уличала во многих изменах; Корсакова однажды застала лежащим на полуобнаженной графине Брюс; Мамонтов почти по-хамски потребовал разрешения разделять любовь между нею, царицей, и обыкновенной, но юной фрейлиной. Салтыков, заполучив над «Катей» сексуальную, почти безраздельную власть, откровенно издевался над ней, по неделям не являясь на ее зовы и мольбы. «Жду тебя, мой соколик ненаглядный! Приди на мою грудь, котик ласковый! Ах, как я была вчерась на тебя сердита, мой голубок сизокрылый! Голубчик, свет мой, солнышко, почему не будешь ласков со своей голубицей? А не будешь, то, право, то. . , то. . , я вовсе откажусь от обедать!»
Кто-то, прочитав эти признания царицы, упрекнет её в жеманстве, неестественной манерности (как будто есть естественная). Эка, мол, девчушка сыскалась! А я о другом замечу вам, любезные читатели. Софья Фредерика, едучи в медвежью Россию, знала по-русски лишь «здравствуйте» и «я вас льюбью». Через пару лет она свободно изъяснялась на русском, а спустя еще пяток годков, знала разговорный язык почти что в совершенстве. С орфографией, морфологией, орфоэпикой и прочими тонкостями самого сложного в мире (после китайского, разумеется) языка она, и впрямь не справлялась. Так что В. О. Ключевский был лишь отчасти прав, когда писал: «Екатерина П не могла сладить с русским языком. Всю жизнь вместо «еще» писала «исчо».
Писала, как слышала. А слышала всю палитру «великого и могучего». Еще раз перечитайте те несколько фраз, что взятых из ее любовных писем, кстати, к разным адресатам направленных. Исконно народная, почти былинная лексика в них проглядывается. Ни дать, ни взять.
Однажды к царице пришла целая петиция представителей духовенства. Стали жаловаться на то, что еще Петр Первый сорвал со многих церквей колокола и переплавил их на пушки. Иными словами из орал мечи соорудил. Обещался-де возвернуть попам деньги, да слова своего не сдержал. Екатерина выслушала представителей церкви очень внимательно. Пообещала им во всем разобраться. И действительно заставила чиновников разыскать бумаги петровских времен. На одном из поповских прошений о возвращении колоколов или денег за них рукой императора было начертано: «А х…я вам моего не надо?». Императрица добавила: «А я как женщина, даже х…я дать вам не могу».
Крепостных людей России, и без того бесправных, Екатерина еще более закрепостила. Это она разрешила помещикам ссылать своих рабов в Сибирь и в солдаты. С другой стороны нежно любила всех своих подданных, включая и простолюдинов. Когда узнала, что в семье некоего Федора Васильева 69 детей: 16 двое, 7 трен, четыре четверни и лишь двое умерли — опекала эту семью всячески. Уже находясь при смерти интересовалась:
— Васильевым деньги отправили?
…В субботу царица обычно отдыхала перед большим воскресным балом, проходившем во дворце. В понедельник было время французской комедии (царица блестяще владела этим языком, хорошо знала английский и чуть хуже испанский). Вторник тоже отдавался отдыху. В среду ставились русские комедии, водевили. Очень часто их автором была сама Северная Семирамида, как еще величали императрицу. В четверг шли трагедии или французские оперы. В этот день гости обязаны были являться в масках, поскольку из театра ехали на вольный маскарад. Пятница посвящалась исключительно государственным заботам, которыми, к слову, царица занималась перманентно, даже во время длительных застолий. Если читатель вспомнит телевизионную рекламу почившего в бозе банка «Империал», когда Суворов отказывался трапезничать «до третьей звезды», то телевизионщики ничего ведь не придумали. Этот случай, как говорится, имел место быть. Екатерина действительно за столом вручила Суворову, великому постнику, бриллиантовую орденскую звезду, прибавив, что теперь он может разделить с нею трапезу. А на самом-то деле уничтожила этим экстравагантным поступком крупную придворную интригу, давно затеянную недалекими и корыстолюбивыми придворными против гениального полководца.
Каким бы ни был напряженным минувший день, царица всегда поднималась в шесть часов утра. Иными морозными зимними вечерами на зов ее колокольчика не откликались не то что камер-лакей, спавший в соседней комнате, но даже ближайшая женская прислуга. Екатерина, всю жизнь исповедовавшая девиз: «Живи сам и жить давай другим», беззлобно сама одевалась, зажигала свечи и разводила камин. Затем переходила в соседнюю комнату, где для нее с вечера были приготовлены вода для полоскания горла и лед для обтирания лица. Потом шла в кабинет, куда ей приносили черный кофе с густыми сливками и гренки. Пила и одновременно кормила многочисленных собачек — единственное мужнее наследство, от которого не отказалась.
После кофе начиналась собственно царская работа. Секретари читали ей вслух многочисленные бумаги. В самом начале своего правления, Екатерина вообще взвалила на себя все, даже самые мелкие государственные проблемы. Прознав об этом, подданные буквально завалили правительницу своими жалобами и просьбами. Дошло до того, что однажды толпа просителей преградила государыни путь к праздничному столу. И она приняла решение: доставлять ей для работы только самые сложные дела, ибо негоже императрице «бить затичкой всякой диркой».
По каждому документу Екатерина принимала решение, как правило, самолично, изредка советовалась с министрами, которые обычно находились либо возле нее, либо в приемной. Принц де Линь верно заметил, что петербургский кабинет помещается в одной голове Екатерины.
С девяти до половины десятого государыня общалась с обер-полицмейстером. Интересовалась делами в столице, тем, что говорят о ней в народе. Узнав однажды, что говядина из-за малого поступления скота вздорожала с 2 до 4 копеек за килограмм, приказала немедленно выдать обер-полицмейстеру денег из своих наличных для того, чтобы сбить цены. Потом наступало время генерал-прокурора, генерала по рассмотрению разного рода тяжб, губернаторов, иностранной и других коллегий. И лишь чиновник Тайной канцелярии С. И. Шешковский пользовался правом докладывать императрице в любое время суток. Это право он сохранил за собой даже после того, как Тайная канцелярию была упразднена. Политическому сыску Екатерина всегда уделял пристальнейшее внимание. Что, помимо всего прочего, свидетельствует: бразды государственного правления она держала в руках надежно и крепко.
Обедала императрица обычно в компании десяти — пятнадцати самых приближенных вельмож, среди которых непременно присутствовал очередной особо знатный фаворит. В разное время таковыми были: Станислав Понитовский, Салтыков, Чернышов, Нарышкин, Григорий Орлов и два его брата, Васильчиков, Завадовский, Зорич, Ермолов, два брата Зубовых. Дольше всех на сем почетном месте продержался светлейший князь Григорий Потемкин-Таврический. Что неудивительно. Человек это был уникальный как по уму, так и по всем физическим кондициям. Двухметровый красавец, он обладал совершенно исключительной половой потенцией: в звездные свои времена мог часами продолжать половой акт! По признанию самой Екатерины лучшего любовника, нежели Потемкин у нее не было и вряд ли подобные существовали в природе вообще.
Но самое примечательное в этой связи другое. Даже получив отставку от ложа царицы, которое Потемкин разделял с ней в продолжение многих лет, этот блестящий, непревзойденный царедворец сумел сохранить полный контроль над сексом Екатерины почти до самой своей смерти! (Умер он на пять лет раньше своей великой любовницы). Князь-завоеватель практически монопольно поставлял ко двору молодых красавцев-офицеров богатырского сложения. Реже — рядовых. С этой целью «Его Светлейшество» разъезжал по полкам с несколькими крепостными девками. Положив глаз на очередную жертву, он принуждал угрозами, посулами, деньгами — чем угодно — молодого человека совокупиться прямо у него на глазах. Если кандидат выдерживал испытания, Потемкин доставлял его в Питер. А дальше уже все шло обычно заведенным порядком. Заведенным, к слову, самим Петемкиным. . .
После обеда Екатерина читала, вышивала по канве или вязала. (Последним она занималась и когда выслушивала госчиновников). В шесть часов начинались приемные аудиенции: малые по обычным дням и церемониальные в особо назначенные дни, когда императрица надевала на себя парчовое платье, бриллиантовую корону и две орденские ленты с цепями этих орденов, а также с двумя звездами, приколотыми на корсаже одна над другой. На малых приемах царица была в простых русских платьях, выгодно подчеркивающих все ее телесные прелести. Никакой косметикой она, как правило, не пользовалась. Зато активно нюхала табак.
Однажды графиня Браницкая поинтересовалась:
— Матушка государыня, пошто левой рукой табак берешь?
— Как царь-баба часто даю правую руку целовать и нахожу непристойным всех душить табачищем.
Обходительностью, совершенно не царской вежливостью, почти что кротостью Екатерина обладала поразительной. Существует великое множество подлинных свидетельств о том, как уличая своих придворных в натуральном воровстве, она. . . пособничала этим воришкам!
Ближе к девяти часам Екатерина жестом отпускала всех придворных по домам, а сама уединялась в специальной комнате с очередным избранником. О том, насколько четко и безотказно работал любовный конвейер Екатерины П видно хотя бы из этой полугодовой хроники. Итак, в середине лета 1788 года (напомню: царица находится на полувековом рубеже в расцвете своих сил) в покои проникает Корсаков. Уже в августе появляется группа его конкурентов из гвардейцев, но они не выдерживают высоких требований государыни. В сентябре царица приближает Страхова, месяц спустя – майора Семеновского полка Левашева. Сразу за ним обратно зван Корсаков (подобная милость, кстати, бывала частой). Однако Корсакова быстро оттесняет некий Стоянов. Впрочем, до конца года на его месте успели побывать еще: Ланской, Мамонов, Милорадович и Миклашевский.
. . . После смерти Екатерины П Алексеевны ее сын император Павел приказал переоборудовать Зимний дворец по собственному плану. Строители обнаружили рядом со спальней покойной государыни две небольшие комнаты. Стены одной из них были сплошь увешаны небольшими, но очень изящными миниатюрами, изображавшими сладострастные и весьма пикантные постельные сцены. Вторая комната повторяла зеркально первую. На ее стенах висело по неподтвержденным данным около двух сотен портретов мужчин, которых любила Екатерина. Любила!
Разгневанный находками Павел, который не переносил свою мать и практически ни в чем ее не понимал, приказал все уничтожить. И вообще сделал все возможное, чтобы вытравить память о своей венценосной родительнице. Не понимал, бедолага, что рукописи не горят. Царские – тем более. . .
Ещё в 1778 году Екатерина составила для себя следующую шутливую эпитафию: «Здесь погребена Екатерина Вторая, рождённая в Штеттине 21 апреля 1729 года. Она провела 34 года в России, и вышла там замуж за Петра III. Четырнадцати лет от роду она составила тройной проект: нравиться супругу, Елизавете I и народу. Она пользовалась всем для достижения в этом успеха. Восемнадцать лет скуки и уединения заставили её прочесть много книг. Вступив на русский престол, она стремилась к добру, желала доставить своим подданным счастье, свободу и собственность. Она легко прощала и не питала ни к кому ненависти. Снисходительная, любившая непринуждённость в жизни, весёлая от природы, с душой республиканки и добрым сердцем, она имела друзей. Труд для неё был лёгок. В обществе и словесных науках она находила удовольствие».
Святая правда.

Михаил Захарчук.