Андрей Снесарев — военачальник, крупнейший в новой истории военный теоретик, публицист и педагог, военный географ и востоковед, действительный член Русского географического общества, Герой Труда

Сегодня исполняется 155 лет со дня рождения русского и советского военачальник, крупнейшего в новой истории военного теоретика, публициста и педагога, военного географа и востоковеда, действительного член Русского географического общества, Героя Труда Андрея Евгеньевича Снесарева.
В нашей истории много белых пятен. Но такого невообразимого количества, как «на закате застоя» вряд ли когда наблюдалось. Предполагал я это и раньше, но особо отчетливо понял, когда получил журналистское задание от редакции военной газеты, где тогда работал, написать о Снесареве. «Хитромудрый Улисс» — член Политбюро А. Яковлев готовил Горбачёва к тому, чтобы уносить ноги из Афганистана. А Снесарев как раз и утверждал, что ни одному завоевателю в мире никогда не суждено покорить эту горную страну. Инструктировал меня генерал КГБ и личный друг Андропова Вячеслав Ервандович Кеворков: «Учтите: материалов об этом царском генерале крайне мало. По известным репрессивным причинам. Но вот вам телефон его дочери. Может быть, она что-то сберегла из отцовского наследия. Если да, то постарайтесь отнестись к нему критически».
В энциклопедии «Гражданская война и военная интервенция и СССР» я нашёл о нем: «. . . Сов. военачальник. Из семьи священника. Окончил Московский университет и Академию Генштаба. Участник 1-й мировой войны, генерал-лейтенант. В 1917 году избран командиром 9-го армейского корпуса. В мае 1918-го добровольно вступил в Красную Армию, был военным руководителем Сев. Кавказского военного округа. В сентябре-ноябре 1918-го начальник Западного района обороны, в ноябре 1918-го-мае 1919-го командующий Западной (с марта Литовско-Белорусской) армией. С июля 1919-го начальник Академии Генштаба РККА. Затем на научной и преподавательской работе». Перечитал в той же энциклопедии все события, в которых так ли иначе должен был принимать участие Снесарев, и. . . не обнаружил никаких следов его участия. В большой и достаточно подробной статье «Оборона Царицына», включающей три обстоятельные схемы, фамилия Снесарева вообще не упоминалась! И такая меня, помнится, досада взяла! В самом деле, несколько лет назад закончил военную академию, но, оказывается, напрочь не знаю истории нашей армии, в которой к тому времени уже дослужился до подполковника и специального военного корреспондента ТАСС при Министерстве обороны СССР! Что же тогда говорить о людях, от армии далёких. Да никто из них понятия не имел кто такой Снесарев.
А ведь он был одним из немногих военачальников, который не просто где-то в чём-то перечил Сталину. Андрей Евгеньевич буквально схлестнулся с Иосифом Виссарионовичем при разработке и проведении, пожалуй, самой крупной оборонительной операции в Гражданской войне. Этот принципиальный военный конфликт впоследствии и решил участь генерала, определил забвение его на долгие десятилетия.
Я встретился с Евгенией Андреевной Снесаревой, с которой потом дружил до самой её смерти…
Прежде чем рассказать о царицынской трагедии, есть смысл хотя бы вкратце поведать о послужном списке Снесарева. Это интересно и чисто по-человечески, и еще потому, что такие сведения позволят нам глубже постичь смысл и масштаб столкновения русской — советской военной интеллигенции и Сталина.
Происхождением Снесарев, как уже упоминалось, действительно из семьи священника. Но идти по стопам отца категорически отказался и поступил в Московский университет. В 1888 году с блеском его заканчивает, защитив диссертацию о бесконечно малых величинах. Одни преподаватели советуют ему совершенствоваться на этом благородном поприще, другие наставники столь же аргументировано склоняют его к лингвистической деятельности. Шутка ли: молодой выпускник столичного вуза может свободно говорить и писать на нескольких языках. (Впоследствии он овладеет четырнадцатью языками!). Но как быть с вокальными способностями юноши? Ведь вместе с Собиновым он брал уроки в Московской консерватории, блестяще исполнял лучшие вокальные партии, и дирекция Большого театра рассматривала вопрос о зачислении Снесарева в труппу. У него там был даже дебют. Но юноша решает всё по-своему и, движимый патриотическими чувствами, поступает в пехотное училище. Семь лет служит в строевой части, затем его зачисляют в Академию Генштаба. В 1899 году Снесарев по предписанию А. Куропаткина отправляется на несколько месяцев в Индию, где встречается и знакомится с лордом Керзоном. Вплоть до Первой мировой войны А. Е. Снесарев занимается изучением среднеазиатского театра военных действий. Бывает в Афганистане, на Памире, в Англии. Пишет книги, статьи, выступает с публичными лекциями, редактирует журнал «Сведения, касающиеся стран, сопредельных с Туркестанским военным округом».
В 1904 году женится. Этот факт можно было бы не выделять особо. Но, во-первых, Евгения Васильевна Зайцева в долгие годы заточения Снесарева станет его ангелом-хранителем, сбережет многое из творческого наследия мужа, вырастит и воспитает шестерых детей! А, во-вторых, уж больно это красноречивый штрих в биографии моего героя. Представьте себе офицера-красавца, душу изысканного общества; человека, приобретшего уже европейское имя в математике, ориенталистике, географии, военном деле. А теперь вообразите, какую партию мог бы себе составить такой офицер в высшем обществе Петербурга. Но Снесарев находит невесту в захолустной Оше. Это дочь капитана, начальника Хорогоского погранотряда. Просто всю жизнь он поступал искренне, сообразуясь со своей совестью, порядочностью истинного русского интеллигента.
С первых дней империалистической войны Снесарев на фронте, в армии генерала А. Брусилова. Воюет умело, храбро. Об этом свидетельствует ряд высоких наград, в первую очередь ордена Св. Георгия 3-й и 4-й степени.
…Однажды утром солдаты, находящиеся в окопах первой линии, увидели приближающееся облако желтого газа: противник предпринял газовую атаку. В окопах вспыхнула паника. У русских солдат ещё не было средств химзащиты. Не растерялся только Снесарев: отдал команду разжечь костры на брустверах и залечь на дно окопов. Облако ОВ, поднятое дымом, прошло над траншеями. И ни одного пораженного!
Авторитет Снесарева у солдат был столь высок, что летом 1917 года делегаты солдатского комитета 9-го армейского корпуса единодушно избирают его своим командиром. Это единственный случай, чтобы царскому генерал-лейтенанту оказывалось такое доверие.
После Октябрьской революции специальным декретом все крупные ученые государства Российского были взяты на персональный учет и разделены, в зависимости от их научных заслуг, на группы. Андрея Евгеньевича отнесли к высшей категории под литером «А». Его назначают членом Центральной комиссии по улучшению быта ученых, созданной по указанию В. И. Ленина. Худо ли, бедно, но жизнь, быт Снесарева и его семьи в потрясенной революцией стране были налажены. Оставался открытым главный вопрос: с кем быть ему, генерал-лейтенанту, обласканному царским режимом, присягнувшему этому режиму на верность. «Трудно сразу понять всё происшедшее, — признавался он в письме сослуживцу, — но если русский народ пошел за большевиками, то я с ним. Ведь народ никогда не ошибается».
«Сим удостоверяется, что предъявитель сего Андрей Евгеньевич Снесарев действительно состоит военным руководителем Северо-Кавказского окружного комиссариата по военным делам. Совет Народных Комиссаров предлагает всем правительственным и советским организациям и учреждениям оказывать назначенному лицу всяческое содействие по всем делам, связанным с занимаемой должностью. Председатель Совета Народных Комиссаров В. Ульянов (Ленин)».
Так Снесарев вступил в новый, наиболее яркий период своей жизни. Оборона Царицына была его Тулоном, хотя соратники Сталина сделали всё возможное и невозможное, чтобы приписать исключительно вождю все заслуги по её организации. Прибыв в город на Волге, Снесарев убедился, что ни округа, ни фронта не существовало. 29 мая докладывал в Москву: «На охране Грязе-Царицынской железной дороги (это была главная задача округа), и в самом Царицыне находится не более 6 тысяч бойцов при нескольких орудиях и кавалерийских эскадронах: войска в сущности сидят на самой дороге, в вагонах. Связи между ними нет. Участок на север до Алексиково вовсе не охраняется; боеприпасы на исходе; большинство командиров, несмотря на горячее стремление, правильно руководить частями не могут».
В условиях полной неразберихи Андрей Евгеньевич принимает меры к организации обороны.
Борется против попыток возродить всеобщую выборность командного состава и сосредоточить управление войсками в руках комитетов. В короткий срок грамотно и основательно укрепляет линию фронта, создав стабильную оборону на подступах к Царицыну. Тем самым сохраняет продовольственную и нефтяную артерии, не позволив соединиться белогвардейским армиям юга и востока. Всё это были действия глубокого стратега и тактика, который опирался на громадный собственный опыт, на передовые по тому времени выводы и рекомендации военной науки. Он старался во что бы то ни стало оправдать высокое доверие молодой республики, полностью отдавая себе отчёт в том, сколь важная задача на него возложена.
«Защита Царицына, — говорил Снесарев, выступая на чрезвычайном заседании Совета с участием партийных, профсоюзных и военных организаций, — ввиду его теперешнего значения — дело всенародное. Не может быть спора о том, защищать город или нет, весь вопрос в следующем: какие силы необходимы для его защиты и как ими воспользоваться?»
И тут в Царицын прибывает Сталин с мандатом «общего руководителя продовольственного дела на юге России».
Действия Снесарева, других военспецов, имеющие положительные результаты, приписывались отныне вождю, и, наоборот, результаты поражения относились на совесть военных специалистов, которых Сталин презрительно называл «сапожниками». Это неудивительно: его советчиком и наставником по царицынской эпопее был Ворошилов, которого Снесарев в докладе Председателю Высшего военного совета Л. Троцкому так охарактеризовал: «т. Ворошилов как войсковой начальник не обладает нужными качествами. Он недостаточно проникнут долгом службы и не придерживается элементарных правил командования войсками».
Результат во что бы то ни стало – это было главной целью Сталина. Он и действовал соответственно: «Я буду исправлять эти и многие другие недочеты на местах, — писал Сталин Ленину. — Я принимаю ряд мер и буду принимать впредь до смещения губящих дело чинов и командиров, несмотря на формальные затруднения, которые при необходимости буду ломать. При этом, понятно, что беру на себя всю ответственность перед всеми высшими учреждениями».
Увы, аргументы и доводы Снесарева в пользу основательного укрепления обороны и наращивания усилий для последующего наступления Сталин не хотел и слушать. Его план объявил «вредительским» на том основании, что он носит «печать оборончества». Доказательствами себя не утруждал, зато, не стесняясь в крепких русских выражениях, поставил «этих сапожников» на свое место. Большинство промолчали, а Снесарев дал отпор. Как это выглядело в подробностях, сейчас уже никто не узнает. Но факт тот, что Сталин с тех пор открыто пренебрегал военруком. В штабах, а потом и по городу вдруг поползли слухи: квартира Снесарева — шпионское гнездо, сам он — ставленник иностранных разведок, глава подпольной белогвардейской организации. До приезда Сталина ничего подобного не наблюдалось. Кстати говоря, Снесарев свободно ходил по фронтовым частям в царской генеральской форме, не вызывая у солдат обычного по тому времени озлобления к «золотопогонникам».
Его помнили и любили со времён войны за ум, смелость и справедливость. На замечания о небезопасности ношения генеральского мундира Снесарев спокойно отвечал: «Погоны — знак военных заслуг. К тому же меня никто не разжаловал».
Спустя некоторое время Снесарев вынужден был переодеться, только этот шаг слухов не поубавил. А в Москву регулярно летели с виду объективные и дельные донесения: «Военрук Снесарев, по-моему, очень умело саботирует дело очищения линии Котельников — Тихорецкая. Ввиду этого я решил лично выехать на фронт и познакомиться с положением. Взял с собой командующего Ворошилова, технический отряд. Всё это удалось нам сделать вопреки Снесареву, который против ожидания, также поехал на фронт». «Линию, безусловно, можно прочистить в короткий срок, если за броневым поездом двинуть двенадцатитысячную армию, стоящую под Гашуном и связанную по рукам и ногам распоряжениями Снесарева». «Теперь две просьбы: первая — убрать Снесарева, который не в силах, не может или не хочет вести войну с контрреволюцией, со своими земляками — казаками (Снесарев родом из Старой Калитвы Воронежской губернии — М. 3. ). Может быть, он и хорош на войне с немцами, но в войне с контрреволюцией он — серьезный тормоз, и если линяя до сих пор не прочищена — между прочим, потому, и даже главным образом потому, что Снесарев тормозит дело. Вторая просьба — дайте нам срочно штук восемь броневых автомобилей».
Ленин понимал: без военспецов в войне не победить. Поэтому проявлял сдержанность в отношении этих сообщений.
Тем не менее, когда Снесарев издал боевой приказ, в котором группе Ворошилова (тот уже именовал себя «командующим фронтом») отводилась вспомогательная роль, Сталин вмешался, чтобы «предательский» приказ не вступил в силу. Сначала арестовывают работников штаба округа — ближайших помощников Снесарева, а потом и самого военрука. Этих «сапожников» засадили в трюм баржи и начали действовать «со всей революционной решительностью».
Конфликт между Сталиным и Снесаревым (так называемое «баржевое дело») разбирала специальная инспекция Высшего военного совета, которая подтвердила правомочность большинства действий командующего округом, а главное, спасла его от физической расправы. Снесарева срочно отозвали в Москву, где его деятельность оценили положительно и назначили сначала начальником обороны Западного района, а впоследствии командующим Белорусско-Литовской армией.
Как известно, благополучно закончилась и оборона Царицына. Но успех пришел только тогда, когда начали действовать по-снесаревски — налаживать дисциплину, отстранять самочинных полководцев, учить людей соблюдению субординации, строгой подчиненности, неукоснительному выполнению приказов. При этом под городом на Волге погибло около 60 тысяч красноармейцев. В значительной степени эти потери были следствием необдуманных, скоропалительных действий Ворошилова, Будённого, Кулика, Щаденко, Минина. Кстати, три первых стали затем маршалами, четвёртый – генерал-полковником. И только Минин, утверждавший, что «философию, как орудие эксплуатации, следует выбросить за борт», отошёл от дел в 1927 году и умер пенсионером всесоюзного значения в 80 лет. Вот такие оппоненты были у Снесарева. .
Несомненно, в молодости все они обладали горячим стремлением как можно быстрее выполнить революционную задачу, но военных знаний не имели, а учиться у таких полководцев, как Снесарев, полагали ниже своего «пролетарского достоинства».
От таких людей, кстати, и пошло гулять высокомерное: мы академиев не кончали. . . Это самодовольство неучей очень дорого впоследствии обошлась нашему народу.
В августе 1919 года А. Е. Снесарев был отозван из действующей армии и назначен начальником Академии Генерального штаба РККА. Воздвигнутое наспех новое здание военной науки, далеко ещё не было закончено и, оставаясь, образно говоря, в лесах требовало кропотливой достройки и отделки. Андрей Евгеньевич взялся за эту работу с энтузиазмом и рвением. Ему приходилось вести борьбу на два фронта: с пролеткультовцами, которые рьяно отказывались от «лекционной схоластики», и с частью старых профессоров, противящихся обновлению программ и методики преподавания. Писал по этому поводу: «Я готов был идти по пути замены плохого старого хорошим новым, даже сомнительного прошлого хотя бы таким сомнительным новым, но я не мог поступиться хорошим и определенно необходимым прошлым в пользу еще не испытанного хотя бы и обольстительного грядущего».
Снесарев впервые поставил вопрос о глубоком научном осмыслении и изучении тактики и стратегии Гражданской войны. В 1920 году в академии начали читать лекции по этому важнейшему направлению. Они были, по оценке Снесарева, слишком «энциклопедичны», общи, но знаменовали собой новый шаг в развитии военно-исторической науки. Среди первых профессоров, читавших названный курс был сам начальник академии. Он же начал преподавать ещё один новый курс — «Психология войны». Выступал со статьями по тактике и стратегии. Разработал и прочитал курсы лекций — «Огневая тактика», «Современная стратегия». Отрецензировал книги И. Вацетиса по истории военного искусства, А. Свечина — по стратегии, Б. Шапошникова — о Генеральном штабе. Снесарев был членом военно-исторической комиссии по обобщению опыта первой мировой войны и председателем Главной военно-научной редакции. Перу Снесарева в те годы принадлежат переводы военных теоретиков Шлиффена, Бернгарди, Куля, Шварте, Кюльмана, Фалькенгейна, снабжённые его предисловиями и примечаниями.
Всего по вопросам тактики и стратегии сохранено 30 печатных работ ученого. В 1921 году он сделал доклад «Генеральный штаб и его назначение», подчеркнув необходимость специальной подготовки лиц, предназначаемых для работы в таком ответственном военном учреждении.
Отдаю себе отчет в том, что перечисление научных трудов Снесарева — не самое занимательное чтиво для человека несведущего, но прошу поверить, что каждая из этих работ по своей ценности и значимости для профессионалов не потеряла значения и по сей день. В них Андрей Евгеньевич предварил многие из теоретических положений, высказанных позднее Вацетисом, Свечиным, Шапошниковым. Многие из его взглядов значительно или полностью совпадают с положениями, развитыми в конце 1920-х — середине 1930-х годов в работах Фрунзе, Тухачевского, Иссерсона, Триандафиллова и вошедшими в сокровищницу советской военно-теоретической мысли. А ведь он ещё занимался проблемами востоковедения, военной географии и военной экономики. Так, в трудной борьбе и интенсивной научной деятельности проходили «годы утрясок, волнений и проб, годы постройки и создания норм». Возводился лишь первый этаж академического здания, который, конечно же, был далек от совершенства. Но оглядываясь на время, проведенное Андреем Евгеньевичем на таком ответственном посту, можно с уверенностью сказать: он сделал всё, что было в его силах, что определялось его воспитанием и образованием для становления российской, советской военной науки. Когда в 1928 году было введено звание Героя Труда, в числе первых оно было присвоено профессору А. Е. Снесареву. Тогда же он стал членом Академии наук.
Но в 1930 году, выдающегося ученого обвиняют в контрреволюционной деятельности. Следует арест по делам так называемого «Русского национального Союза» и «Весна». Всего по ним было арестовано по некоторым данным более 3 тысяч человек. Среди них — А. А. Свечин, П. П. Сытин, Ф. Ф. Новицкий, А. И. Верховский, Ю. К. Гравицкий, В. А. Ольдерогге, В. А. Яблочкин, Н. В. Соллогуб, А. А. Балтийский, М. Д. Бонч-Бруевич, Н. А. Морозов, А. Е. Гутор, А. Х. Базаревский, М. С. Матиясевич, В. Н. Гатовский и другие. Это, впрочем, отдельная тема, но здесь я хочу подчеркнуть, что далеко не все из арестованных были военнослужащими Красной Армии. Более того — не все были и офицерами старой армии. Многих фигурантов (А. А. Свечин, А. Л. Родендорф и др. ) в 1932 году освободили и восстановили на командных постах в РККА, хотя по обоим этим делам всем был вынесен приговор к «высшей мере наказания».
Из воспоминаний дочери Снесарева Евгении Андреевны: «Мама писала прошения во все инстанции. Из ВЦИКа ответа не пришло. Ворошилов в приеме ей отказал. Буденный сообщил по телефону: помочь не в силах. Уборевич написал: «Ввиду невозможности помочь, ваша просьба остается без последствий». Мама послала телеграмму и следом письмо Сталину. Ответа мы не получили. Папу отправили в Соловецкий лагерь. Он безропотно нёс свой тяжкий крест. Мы с мамой часто к нему приезжали. Мама добилась, чтобы отца перевели из островной тюрьмы в материковую, где у него появилась возможность работать. Папа начал писать книги «О чём говорят поля сражений» и «Огневую тактику». Спешил работать. Приближалось его 70-летие, здоровье ухудшалось, и быт тому катастрофически способствовал. После первого паралича им занялась комиссия под председательством знаменитого психиатра-невропатолога Оршанского. Вердикт: больной нуждается в особом уходе. Несколько месяцев папа пролежал в ленинградской тюремной больнице. Там его признали инвалидом (не двигались рука и нога) и «досрочно условно» освободили из-под стражи. Дома он перенёс ещё три инсульта и, не дожив трёх лет до конца тюремного срока, умер в московской больнице».
Пробовал я разыскать личное дело генерал-лейтенанта А. Е. Снесарева. Безуспешно. Кроме справок об освобождении из мест заключения и о реабилитации в 1958 году в столичном военкомате ничего нет.
Трудам военного ученого повезло больше. В архиве востоковедов АН СССР есть фонд №115 из документов и материалов, сбереженных женой ученого. Здесь около 400 единиц хранения. Поскольку имя Снесарева на долгие годы было предано забвению, его труды не востребовались даже во время ввода и многолетнего пребывания советских войск в Афганистане. Глядишь, своевременное обращение к Снесареву уберегло бы нас от этой катастрофической ошибки. . .
Мир наш стоит на парадоксах. Вот один из них. Военная академия Генерального штаба Вооруженных сил СССР, фундамент которой заложен Андреем Евгеньевичем Снесаревым — блестящим ученым, полководцем и военным энциклопедистом, долгое время (до 1992 года) носила имя К. Е. Ворошилова, человека, никакого отношения не имевшего к военной науке. Если бы я стал перечислять формы сбережения памяти Климента Ефремовича, никакого места мне бы не хватило. А имя Снесарева в наших Вооруженных силах всё-таки мало увековечено. Хотя есть, правда, Всероссийский конкурс имени Снесарева, который проводится среди молодых учёных, студентов и курсантов. Основной целью конкурса является изучение и пропаганда наследия выдающихся отечественных учёных, государственных и исторических деятелей, военачальников, направленные на укрепление морально-патриотических качеств молодежи, любви к Отечеству. С 2015 года, в котором отмечался 150-летний юбилей со дня рождения А. Е. Снесарева, в Институте Восточных рукописей РАН проводятся ежегодные научные конференции «Военное востоковедение. Памяти А. Е. Снесарева». К 150-летнему юбилею А. Е. Снесарева на здании Академии Генерального штаба ВС РФ установлена мемориальная доска с барельефом генерала. В 2017 году в штабе Южного Военного округа установлен бюст А. Е. Снесарева. На Ваганьковском кладбище стоит надгробие с надписью: «Профессор, комкор А. Е. Снесарев. 1865—1937. От Министерства обороны СССР».

Михаил Захарчук