Орлова Любовь Петровна — выдающаяся советская киноактриса, может быть, самая первая звезда отечественного экрана и звезда на все времена

В этот день, 46 лет назад, из жизни ушла выдающаяся советская киноактриса, может быть, самая первая звезда отечественного экрана и звезда на все времена Любовь Петровна Орлова.

Она родом из старинной дворянской семьи. Её далёкие предки по отцу восходят чуть ли не к Рюриковичам. Однако лишь советская власть позволила ей стать мировой звездой первой величины. При весьма и весьма скромном «послужном списке»: 10 ролей в театре, 17 в кино, где 15 – у мужа. И «за это за всё» — 2 Сталинских премии, 3 ордена, медаль «За оборону Кавказа», воинское звание полковник. А ещё – фантастическая, не имеющая аналога в советском киноискусстве, любовь рядовых зрителей.
А ведь Любовь Петровна запросто могла дожить и до перестроечных времен — многие советские актрисы были крепки здоровьем и легко преодолевали девяностолетний рубеж. Эта самая первая звезда социалистического искусства, из-за болезни умерла на семьдесят третьем году жизни. Что по-человечески достойно сожаления, но по-журналистски дает незамутнённую новейшими конъюнктурными наслоениями возможность на чистоту эксперимента по анализу творчества уникальной кинозвезды, так блестяще взращенной тоталитарной системой.
Орлова, благодаря своим природным артистическим данным, великолепному голосу, образованию, но, прежде всего титаническим усилиям мужа Григория Александрова (Мормоненко) работала на популяризацию советской власти самозабвенно, упоенно, получая истинное наслаждение и от самого творческого процесса по созданию социалистических киносказок. Но еще больше получая благ от системы, всемерно поощряющей творчество Орловой. Ведь не секрет, что эта супружеская пара была самой преуспевающей в рамках спартанского быта советского народа. В свинцово-мракобесные времена, когда через «железный занавес» не пролетала даже птица, Александров и Орлова свободно выезжали на Запад, общаясь там с творцами своего уровня. Чего стоят хотя бы встречи Орловой с Чарли Чаплиным. Друг другу они очень понравились, что и не удивительно – оба коротыши по росту. За плечами Чаплина была фантастическая слава. Что касается Любови Петровны, то в неё влюблялись все мужчины, от рабочих, солдат, матросов и крестьян до мировых гениев. Есть сведения, что по ней воздыхал и сам Отец всех народов, только тайно и платонически. Возможно, поэтому не случаен следующий анекдот.
Сталин, в упор, глядя на Любовь Петровну своими прищуренными зеленоватыми глазами, тихо спросил:
— Скажитэ, товарищ Орлова, а вас нэ притэсняет ваш муж, Александров?
— Нет, товарищ Сталин.
— Смотритэ, а то если он вам будет мэшать, мы его повэсим.
— За что, товарищ Сталин?
— Разумэется, за шэю.
Это было бы смешно, если бы не было так жутко. С одной стороны. А с другой зададимся простым, как дышло вопросом: могла ли догадываться Любовь Петровна, с какой целью эксплуатируется ее талант? Отвечать утвердительно на такой вопрос дает основание частная жизнь актрисы, организованная и выстроенная, прежде всего ею самой в высшей степени безукоризненно. Орлова всегда жила в башне из слоновой кости — в квартире на Большой Бронной и в двухэтажной даче поселка Внуково. Последняя строилась по эскизам Александрова. Окошки там были в виде сердец. В комнатах находилась дорогая обстановка, керамика Нади Леже. С ней они дружили. У камина лежал коврик, подаренный Пабло Пикассо. Лишь только Александров покидал жилище, Орлова, по свидетельству сестры, брезгливо пинала коврик своей изящной ножкой и приговаривала: «Терплю в доме эту гадость лишь из-за уважения к Грише, а то бы давно выбросила его на помойку!».
Та же сестра вспоминала: «Идем с ней по Внуково. Они с Гришей только что вернулись из зарубежной поездки. На Любоньке — строгий костюм в талию (43 сантиметра!), высокие каблуки (конечно, при росте 158 сантиметров!), на голове шляпка с белой лентой. Прыгаем через лужи. Я надоедаю вопросами про Чаплина. И она раздраженно: «Ну что Чаплин, Чаплин! Каждый год туда езжу, чтобы посмотреть, как одета его жена, а она опять в беременном платье! Поездка прошла совершенно впустую!»
Из-за границы актриса во многих чемоданах привозила дверные ручки, материю для обивки кресел, другие мелочи для дома, которым занималась самозабвенно. Это было её хобби. В квартире на Тверской-Большой Бронной сама обшивала стулья, развешивала занавеси, простиранные прислугой под её присмотром.
Покидала свои убежища Любовь Петровна лишь для киносъемок в фильмах мужа, для работы в театре. И здесь сполна выкладывалась, без удержу славя «социальный оптимизм времени, пафос первых пятилеток, созидательные устремления строителей социализма». Во все эти трескучие лозунги сама она не верила, поскольку обладала холодным умом и дворянским воспитанием. Но шла на уступки мужу, который свято исповедовал социалистические ценности в искусстве и воспевал их со щенячьим восторгом, что особенно вопиюще проявлялось во всех финалах его легковесных кинокомедий, к которым мы еще вернемся.
Другими словами всю свою жизнь Орлова осуществляла молчаливый и тайный сговор с властью, смысл которого можно весьма приблизительно выразить так: «Я вам делаю в кино всё, что вы мне прикажете. За это вы мне разрешаете выстраивать личную, приватную жизнь, как я сама того хочу». В пользу достоверности подобной договорённости свидетельствует тот факт, что актриса пять раз встречалась со Сталиным. Самой продолжительной была их первая беседа в конце 1935 года – 49 минут. Другие встречи проходили в темпе – не более четверти часа. О чём конкретно говорили вождь и кинозвезда – неизвестно. Но даже и за те короткие минуты Любовь Петровна успевала решать все свои злободневные проблемы, как то: неограниченно финансирование фильмов мужа с её участием; прекращение газетной травли по поводу её увлечения богемной жизнью и попойками; поездки за границу; присвоение воинского звания полковник.
О творчестве Любови Орловой существует обширная библиография. Всюду она предстает звездой «теплой, близкой к людям, светящейся радостью, красотой, весельем и счастьем, и этот свет бесконечно радовал и согревал людей». По мнению Д. Паттерсона, того самого негритенка из фильма «Цирк»: «Она удивительно задушевно отзывалась о своем партнере Леониде Осиповиче Утёсове и считала, что совместная работа с ним ее очень творчески обогатила».
Все это ложь. Между экранными образами актрисы и ее человеческой сущностью существовала пропасть, как между советским кино и реальной жизнью. Такой пример.
В молодости мне посчастливилось многажды общаться с Леонидом Утёсовым. Обсуждали мы и кинокомедию «Весёлые ребята». Ведь фильм поставлен по его спектаклю «Музыкальный магазин». Утёсов привлек к работе И. Дунаевского и В. Лебедева-Кумача. Раньше эти творцы, оказывается, даже не знали друг друга! Певец говорил мне, что его герой стал главным в фильме, не смотря на сумасшедшие усилия Александрова «перетянуть одеяло на свою жену». Далее, не секрет, что звезда Орловой как и Александрова взошла именно в той, по существу, полностью утёсовской картине. Потом уже у супругов появились другие фильмы.
И я возьми да наивно брякни: «Небось, Любовь Петровна и Григорий Васильевич по гроб жизни поили вас шотланским виски за такой успешный старт?» — «Да ты что! Они меня терпеть не могли, прости Господи, их, покойничков».
Из песни слов не выбросишь. Орлова, но больше Александров жутко ревновали «Весёлых ребят» к Утёсову. Если бы можно, они выкинули этого еврейчика вообще из картины. Их нежелание дробить всенародную славу с певцом хотя бы поровну сказывалось всегда, начиная со времени дележки наград после выпуска фильма. Тогда Григорий Васильевич и Любовь Петровна получили по ордену за свою работу, а Утёсова наградили. . . фотоаппаратом. Не сильно супруги расточали комплименты и композитору с поэтом. А ведь ежу понятно: без чудных песен, вообще, без мелодичного ряда Александровские кинокомедии так, — пшик один. Уберите звук вашего телевизора в момент их демонстрации и убедитесь в этом воочию.
В театре Моссовета Орлова трудилась с такими корифеями сцены, как В. Марецкая, Р. Плятт, Ф. Раневская, Ю. Завадский. Со всеми поддерживала ровные отношения, но сердечной дружбой никого не одаривала. И вообще в свою скрыто-высокомерную душу никого не допускала, чтобы ни писали по этому поводу её восторженные рецензенты.
. . . Как-то в театре состоялось собрание коллектива по осуждению артиста, замеченного в гомосексуальных наклонностях, после чего Раневская с грустью обронила:
— Бедная страна, в которой человек не вправе распорядиться даже собственной жо…ой.
В самом в кошмарном сне невозможно себе представить подобного «святотатства» из уст Орловой. Во-первых, она не обладала парадоксальностью мышления Раневской. Во-вторых, всю жизнь Любовь Петровна берегла в чистоте свой имидж государственной звезды первой величины, педантично исполняя все тот же тайный сговор с властью, пусть и не скреплённый никакими печатями. Она везде была образцово-показательной. Даже в следующем примере.
Однажды театр Моссовета находился на гастролях. Там вздорная Раневская чуть не сорвала очередной спектакль. Воюя с администрацией, она в тот раз превзошла самоё себя. Перед выходом на сцену, Фаина Георгиевна заявила, что у нее болит живот, и она не пошевелится, покуда администратор лично не сделает ей. . . клизму! На что бедолага мужественно заявил, что скорее застрелится, чем согласится на подобное унижение. И тогда за дело взялась Орлова: «Поймите, Фуфочка, у нас с вами нет права на подобные капризы. Нас ждет зритель. И ради него я готова вам сама поставить клизму».
На последнем году своей жизни Александров снял документальный фильм «Любовь Орлова». Лубочная работа и быть иной она не могла по причине, о которой следует сказать особо. Судьба, как говорилось, во всем одарила Орлову. В расцвете своих дарований Любовь Петровна не ведала невыполнимых задач в кино. В театре она сыграла самые звёздные женские роли: Джесси из «Русского вопроса», ибсеновскую Нору, Патрик Кэмпбел из «Милого лжеца» и, конечно же, заглавную роль в «Странной миссис Сэвидж». Примечательный подбор ролей, неправда ли? И это в годы, когда партия и правительство не просто не поощряли западнические увлечения отечественного театра, а люто воевали против них. Но тоталитарное руководство всё прощало Орловой за честную службу последней, но ещё больше за то, она вместе с мужем создала и бесподобно воспела социалистическую «чистую, нравственную, возвышенную любовь», какой она виделась все тому же руководству и прежде всего вождю Иосифу Сталину.
Вспомните любой из фильмов Александрова. Самая «запредельно-эротическая» сцена из этих картин — пляска Мэри-Орловой в трико на жерле пушки, из которой «в небо уйду» – фильм «Цирк». В остальных лентах — спартанские чувства, где стыдливый (но все равно скрываемый – ни одного открытого!) поцелуй — есть лишь элемент киноигры, но ни в коем случае не возбудитель похоти. Какой бы фантазией ни обладал зритель, глядя на чувственные отношения героев Александрова, он (зритель) никогда не домыслит простой постельной сцены между ними. Это невозможно в принципе, поскольку режиссер всегда своим финалом (буквально в каждой картине!) уносил зрителя в заоблачные выси любви к Родине, к партии, к товарищу Сталину, к народу, к стране «где так вольно дышит человек»! Простым, земным человеческим чувствам тут места нет и быть не может по определению.
Кино-финалы Григория Александрова вообще небезынтересно проанализировать с позиций фрейдизма. Они длинны и нелепы. В них режиссер попросту не может кончить, достичь творческого оргазма. Поэтому он всегда пускается по спирали в фантастически ирреальные, абсурдные сцены, и точку в конце фильма всегда превращает в идиотское многоточие. И это все шло от жизни кинорежиссера, в точном соответствии с теорией Фрейда. Сказать, что Григорий Александров обожал супругу или души в ней не чаял, значит, почти ничего не сказать. Он боготворил свою Любовь с их первой встречи до последнего её вздоха и, похоже, сам в могилу сошел, не до конца будучи уверенным, в том, что такое чудо ему физически принадлежало. Если принадлежало вообще. . .
Любовь Петровна была по-английски сдержанной в проявлении своих чувств. (Милая деталь: они обращались друг к другу на «вы» даже наедине!) Злые языки утверждали, что между Александровым и Орловой никогда не случалось сексуальной близости. Потому что, якобы, Григорий Александрович имел гомосексуальные наклонности и состоял в гейских отношениях с С. Эйзенштейном. Они разошлись только после «Веселых ребят», где автор легендарного «Броненосца «Потемкина» смонтировал своему любовнику самую забойную сцену фильма — драку музыкантов. Об Орловой же судачили, что она до последних дней своей жизни любила первого мужа Андрея Берзина и потому не хотела ему физически изменять. Даже с таким замечательным человеком, «золотоволосым голубоглазым Богом», которым по её же признанию являлся Александров.
Насчет гомосексуальных связей — не знаю, не уверен. С первым мужем Орлова познакомилась в 1925 году. Андрей Каспарович Берзин служил в Наркомземе. Был кругом аристократ, хотя родился в рабочей семье. К супруге относился с обожанием. Вместе с Берзиным трудился Н. Ежов, будущий шеф НКВД. Они с Берзиным однажды повздорили и когда наступил 37-й, Ежов вспомнил свою обиду. . .
После «Веселых ребят» (самой любимой комедии Сталина) Орлову и Александрова пригласили на прием в Кремль. Подвели к вождю. Тот был в замечательном настроении и сказал: просите прямо сейчас о чем хотите. Орлова, якобы, поинтересовалась судьбой бывшего мужа. Сталин пообещал помочь. Спустя время Орлову вызвали в НКВД. Генерал был краток: «Всё, что мы можем для вас сделать — соединить вас с первым мужем, который находится в Семипалатинске. Согласны?» Орлову не прельстили лавры казахской декабристки. Она похоронила своего мужа при его жизни. Каким-то чудом он не был расстрелян. В 1947 году Берзина, больного раком, отпустил домой, к матери в Латвию. Он зашёл только к сестре жены Нонне. И больше о нём никто ничего не слышал. . .
Мучилась ли Орлова трагедией собственного мужа? Неизвестно. Она во всём проявляла аристократическую сдержанность. Кроме одной такой малости, как оценка собственных красоты и возраста. И эта слабость, заботливо лелеемая обоими супругами, в конце концов, сыграла с ними злую и жестокую шутку.
В конце 60-х была снята картина «Скворец и лира». Ленту сразу водрузили на полку из-за примитивных, маразматически расставленных идеологических акцентов по американо-сионистской экспансии. (Недавний показ картины по ТВ стопроцентно подтвердил те слухи). Но для нас важен тот факт, что семидесятилетняя Орлова вознамерилась сыграть по сценарию молодую женщину призывного возраста! Александров пошёл на невероятные технические ухищрения, чтобы «омолодить» супругу. Её поминутно гримировали, затеняли лицо спецэффектами. Кинообраз собирали по частям. На крупных планах снимали руки другой актрисы, на лошадь сажали дублершу — ничего не получалось. Тогда Григорий Васильевич послал героиню Орловой под бомбежку, после чего уложил на операционный стол. Хирург произнёс ключевую фразу: «Голову и руки мы сохранили, а лицо не очень. Но ещё поработаем».
Если бы фильм получился, то фанатичную влюбленность Александрова в собственную супругу, героические усилия сохранить её навсегда молодой, можно было бы и простить, как простили мы Бондарчуку то, что Пьера Безухова он сыграл, будучи в два с половиной раза старше своего героя. Однако и раньше снимавший поразительно бездарные картины, которые спасала лишь великолепная Орлова со товарищи, Григорий Васильевич на сей раз превзошёл самого себя. Подобный «бред на полном серьёзе» даже в советском кинематографе случался крайне редко. Так в кинобиографии выдающейся актрисы, без преувеличения мировой звезды первой величины была поставлена вместо грамотной точки (чего Орлова, безусловно, заслуживала), жирная клякса.
О том, что Орлова не хотела изменяться с возрастом, по Москве ходили легенды. Любовь Петровна первой в стране стала прибегать к пластическим операциям. Их было шесть. Она выписывала из заграницы какие-то невероятные гримы, которые позволяли ей «сбрасывать» с себя полсотни лет! Но действовали такие гримы только полчаса. И ровно через это время Орлова убегала от людей в свою машину. В последние годы своей жизни, её сумел уговорить на интервью модный на ту пору столичный кинокритик Н. Актриса беседовала с ним дома сидя. . . за занавеской!
«И мне никогда не будет больше тридцати девяти лет, ни на один день!» Эта фраза миссис Патрик Кэмпбел, которую много раз произносила со сцены Любовь Петровна, взрывая зал смерчеподобными аплодисментами, и которая буквально была воплощена в её творчестве, стала олицетворением единственной драмы в жизни актрисы. Но Орлова, хвала Всевышнему, той драмы не заметила, не поняла и не осмыслила, уйдя в мир иной с гордо поднятой головой королевы советского кино.
Имеет право. Действительно была великой актрисой, рядом с которой в советском кинематографе поставить некого.
*
Из мемуаров Любови Орловой:

Что я могу? Я бы поставила Ему памятник, только кто же мне даст это сделать? Подлые, подлые люди! Тысячу раз написать это слово, все равно будет мало для выражения их подлости. Всех ругательств мира недостаточно для того, чтобы выразить мое мнение о них, негодяях, предавших своего Вождя! Кем бы они были без Него. Когда Сталин был жив, не знали, как подольститься, пресмыкались перед ним, раболепствовали. А сейчас – торжествуют! Пытаются одолеть покойника после смерти. Подло и мерзко! Начали с осуждения, которому ханжески придали вид «секретного». Закрытый доклад! Это же смешно! Или нарочно так сделано, ведь все секреты распространяются у нас молниеносно. Опорочили, убрали памятники, постарались стереть имя отовсюду, где только возможно. Но этого им оказалось мало. Они боятся Его даже мертвого, иначе бы не вынесли из Мавзолея. Тайком!
Самая большая загадка, которая так и осталась для меня загадкой, – это необыкновенное сочетание в Сталине неимоверного величия с душевной человеческой искренностью, простотой. Больше никогда не встречались мне люди, которые были и просты, и величественны одновременно. Семейные предания говорят о том, что оба этих свойства были присущи Льву Толстому, но я о том судить не могу. Я могу судить только о том, что видела своими глазами.
О делах Сталин думал всегда. Полного отдыха не знал. Бывало, во время нашего разговора брал карандаш и бумагу и быстро записывал пришедшую в этот момент мысль. Чувствовалось, что ум Сталина всегда был чем-то занят. Он мог одновременно обсуждать одно и думать о другом. Необычный, великий человек.
<э…>
О прошлом Сталин говорил гораздо меньше, несравнимо меньше, нежели о будущем. Он смотрел вперед, как и положено Вождю.
Слишком уж огромного, необъятного масштаба личность.
<э…>
С кем ни сравнить Сталина, сравнение неизменно будет в Его пользу. Что бы сейчас ни говорили некоторые.

Михаил Захарчук