Новиков Василий Петрович — генерал-полковник, видный политработник советских Вооружённых Сил, участник Великой Отечественной войны.

Сегодня исполняется 97 лет со дня рождения генерал-полковника Василия Петровича Новикова, видного политработника советских Вооружённых Сил, участника Великой Отечественной войны. В моём офицерском удостоверении личности КМ №030427 стоит его подпись, удостоверяющая присвоение мне первичного звания лейтенанта. Храню и саму книжицу, и память об этом генерале.
…На втором курсе Львовского политучилища я стоял в карауле и слушал маленький портативный радиоприёмник «Нейва». Он так сладко, как сирена пел, что я уснул, и был разбужен разводящим. Сон на посту – это вам не у Пронькиной на именинах. Но не успел я переварить эту беду, как в открытые ворота ломанулась другая, ещё хуже. На территории моего поста стояла газосварка. На ней оказался изуродованным радиатор. Обо всей катавасии доложили замначстрою полковнику Непейводе. Он меня вызвал и, на разжимая зубов, гневно повторил байку о гауптвахте с дисбатом, о которой мне уже многие сказали.
— А порча госимущества только усугубляет вашу провинность! Поэтому советую не отпираться, заплатить 27 рублей 50 копеек в кассу и честно отсидеть на гауптвахте десять суток. И это все, что я могу сделать, чтобы сохранить вас в училище.
Долго я, пришибленный, даже не думал и согласился на вполне приемлемые условия Непейводы. Перед строем он зачитал приказ: «За порчу государственного имущества курсанту Захарчуку объявляется десять суток ареста с содержанием на гауптвахте в одиночной камере». А вновь назначенный начальником училища полковник Василий Петрович Новиков пошел дальше своего зама и устроил мне морально-психологическое аутодафе – по-другому я затрудняюсь назвать то унижение. Газосварку поставили на углу учебного корпуса, меня — рядом и мимо нас провели весь личный состав училища, включая преподавателей и технический персонал. Большего позора за свою жизнь я не переживал и уже, даст Бог, вряд ли переживу, но не в этом дело.
На следующий день всем стало известно, что Непейвода очень серьезно повздорил из-за меня с начальником училища. Первый полковник утверждал, что нельзя даже за гораздо большую провинность наказывать человека столь иезуитски, тем более — трижды. Ведь десять суток парню уже объявлено и за радиатор он деньги внес. Зачем же было его так позорить и наказывать в третий раз. Однако второй полковник просто дал понять первому, что он — начальник и будет отныне командовать так, как считает нужным. И пусть Непейвода зарубит это себе на носу, а тот мерзавец (то есть я) пусть отсидит на гауптвахте: другим неповадно будет портить госимущество. Новиков был на генеральских сносях и люто насаживал порядок во вверенном ему военном вузе.
Все это мне рассказал наш начальник курса Альберт Керн, равнодушно посоветовав готовиться к «губе». Но прошла неделя, вторая, третья, а меня никто не трогает. Грешным делом я уже начал подумывать, что обо мне, горемычном, забыли. Однако 28 апреля поступило распоряжение: отбыть на гауптвахту самостоятельно. А 30 к вечеру меня освободили по праздничной первомайской амнистии!
Юридически Непейвода выполнил приказ начальника училища, но по сути то был щелчок по носу самодуру, который (это все знали) напролом рвался к генеральскому званию, и подчиненные были для него лишь средством для получения вожделенных, золотом шитых на погонах звездочек и красных лампасов — мечте всего военного люда. У нас даже говорил: «Выше ногу, папуасы! Васильку нужны лампасы!».
. . . Во время землетрясения в Армении, я, к тому времени специальный военный корреспондент ТАСС при министре обороны Дмитрии Язове, впервые после училища встретился с уже генерал-полковником Новиковым. Он был начальником политуправления Гражданской обороны — почетная отставка для политработников такого ранга. Василий Петрович дико рос, поскольку находился в тесном родстве с маршалом Иваном Якубовским (по-моему, на сестрах оба были женаты). Но даже в замы начальника ГлавПУРа не вышел. Слабоват оказался. Или же его тормознул кто-то из другого военного клана. Этого я не знаю.
Меня Новиков узнал сразу. Обняв почти по-отечески, сказал, что регулярно читает мои материалы и что я – молодец, не срамлю гордое звание выпускника славного Львовского политучилища. Пригласил к себе. Вечером я пришел с бутылкой любимого коньяка «Ани» в его гостиничный номер. Мы долго вспоминали наше училище, его выпускников. Естественно, я завел речь о той злополучной газосварке. Она у меня, что называется, на кончике языка висела. Василий Петрович не то, чтобы смутился — генералам такое чувство неведомо в принципе, поскольку все они ушиблены властью, — но какая-то тень по его лицу все же пробежала.
— Давай выпьем, — сказал, — а кто старое помянет, тому глаз вон.
Конкретно тогда он был предельно искренен и действительно обо мне имел уже только хорошее мнение. Но я же помнил и другое. Ещё на выпускном вечере он поднял тост за двух золотых медалистов из факультета КПР, а третьей в его речи прозвучала моя фамилия, как лучшего выпускника-журналиста, которого регулярно печатает сама «Красная звезда». То есть, генерал ещё в училище должно быть понял, что я был наказан им всё-таки чрезмерно. Впрочем, это мне сейчас так хочется думать. А тогда мои отец с матерью, сидящие рядом со мной за столом, дружно, как по команде, прослезились: такая честь их сыну в их сознании физически не вмещалась.
После небольшой паузы генерал-полковник добавил:
— Вот только я одного никак понять не могу. Что это вы все с Непейводой носитесь, как с писаной торбой? Ведь примитивный же мужичок был. И еще — себе на уме.
Тогда я предложил выпить. Объяснять Василию Петровичу, почему Непейводу любили почти все поголовно курсанты, преподаватели и уважали даже его немногочисленные недруги, было все равно бесполезно. Он этого не мог бы понять по определению, поскольку само училище и весь его многочисленный коллектив были для генерала всего лишь средством для дальнейшего продвижения по службе. Не хочу сказать, что это плохо. Имея все предпосылки к существенному карьерному росту, Новиков их в конечном итоге достаточно серьёзно использовал. Был членом военного совета трёх округов: Ленинградского, Дальневосточного, Прибалтийского. Но всё-таки он не полагал нас, как Непейвода, почти что своими сыновьями. Две разницы, как говорят в Одессе. Такое отношение к подчиненным подделать, подретушировать, расцветить или улучшить невозможно, как невозможно научить человека чувству юмора.
Мне остаётся лишь добавить, что крестьянский сын Василий Новиков вступил в Красную Армию добровольно и сразу попал на передовую. Случилось это в первые дни 1942 года. Потом окончил 1-е Московское пулемётное училище. С 1944 года — командир роты гвардейского стрелкового полка. Несколько раз был тяжело ранен. Победу встретил помощником начальника отдела кадров стрелкового корпуса. Учил затем курсантов в Черновицком пехотном училище. Потом сам учился в Военно-политической академии имени В. И. Ленина, которую окончил с золотой медалью. Участвовал в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Награждён 2 орденами Красной Звезды, орденом Трудового Красного Знамени, орден Октябрьской Революции, орденом «За службу Родине в Вооружённых Силах СССР» III степени, орден Отечественной войны I степени, девятью медалями. Написал несколько книг. Похоронен на Троекуровском кладбище.
И, конечно же, он заслужено останется в памяти многих своих подчинённых…

Михаил Захарчук