Жжёнов Георгий Степанович — народный артист СССР, тот самый «Резидент», автоинспектор из «Берегись автомобиля» и ещё любимый нами герой многих других фильмов и спектаклей

14 января 4:43

Жжёнов Георгий Степанович - народный артист СССР, тот самый «Резидент», автоинспектор из «Берегись автомобиля» и ещё любимый нами герой многих других фильмов и спектаклей

Сегодня, 106 лет назад, родился народный артист СССР Георгий Степанович Жжёнов. Прожил он девяносто лет. За это время снялся почти в девяти десятках фильмов. В театрах Ленсовета и Моссовета сыграл десять ведущих и более сотни проходных ролей. Даже если не сомневаешься в том, что человеческое бытие, как и вообще вся история человечества сослагательного наклонения не приемлют, всё равно ведь понимаешь прекрасно: артист такого редкого дарования и обаяния мог бы сделать за свою мафусаиловскую жизнь куда как больше. Помешало одно сколь уникальное, столь же и трагическое обстоятельство: Жжёнов почти семнадцать лет провёл в советской пенитенциарной системе. Если нормальным, человеческим языком – мытарился все эти годы в ссылках и тюрьмах. Причём за две «ходки»! Не знаю ни одного более-менее известного деятеля отечественной культуры, который бы так долго томился в заточении, вернулся из него и так мощно заявил о себе в русских театре и кинематографе.
Однако удивляет и потрясает даже не это – от сумы и от тюрьмы никто и никогда на Руси застрахованным быть не может. Вот автор сих строк в курсантской молодости провёл трое суток на гарнизонной гауптвахте в одиночной камере, которая лишь весьма отдалённо тюремную кутузку напоминает. Так я умирать буду – не забуду своих обиды и унижения, тем более, что не заслуженных. А тут долгих (и лучших, потому что в расцвете молодости) семнадцать лет вычеркнуты из жизни! Что называется – псу под хвост! Да граф Монте Кристо всего на полгода дольше Жжёнова просидел в замке Иф. Зато как же славно он потом всех своих обидчиков наказал! Жерару Депардье на восемь телевизионных серий материала хватило. Но много ли вы, читатель, слышали или видели, чтобы сам Георгий Степанович жаловался на свою поруганную молодость? Нет, он, разумеется, обнародовал всё, что с ним происходило за долгие годы заключения. Его либеральные доброхоты натурально принудили это сделать в период так называемых «перестройки и гласности» — раньше-то помалкивал. Даже написал тогда же несколько рассказов на темы своей тюремной жизни: «Омчагская долина», «От «Глухаря» до «Жар-птицы», «Я послал тебе чёрную розу…». Но не поленитесь, найдите эти рассказы, почитайте. Особенно бесподобные «Саночки». И у вас появится великолепная возможность убедиться в непререкаемой правоте великого английского философа Генри Бокля: «Наиболее тонкий наблюдатель и наиболее глубокий мыслитель всегда — самые снисходительные судьи; лишь одинокий мизантроп, терзаемый воображаемыми страданиями, склонен обесценивать хорошие особенности человека и преувеличивать дурные». Или попробуйте сравнить воспоминания Жжёнова с «Колымскими рассказами» В. Шаламова. Прочитав последние, жить не хочется. Там же — сплошные безысходность, ненависть, желчь и злость. Притом что Варлам Тихонович был лютым врагом советской власти и никогда особо этого не скрывал, а Георгий Степанович почти что случайно, походя, попал под слепой исторический репрессивный каток.
…Грешным делом подумалось сейчас о том, что уже сколько слов написал, но ещё даже не упомянул ни одной из множества ролей Жжёнова. А ведь как поэт нам интересен своими стихами, так и артист своими ролями. Но потом ещё раз подумал: да кто же из потенциальных читателей не вспомнит даже без моей подсказки прекрасных фильмов с участием Георгия Степановича: шофёра из «Балтийского неба»; автоинспектора на мотоцикле из «Берегись автомобиля»; Михаила Зарокова-Тульева из тетралогии «Ошибка резидента», «Судьба резидента», «Возвращение резидента», «Конец операции «Резидент»; генерала Тимерина из «Путь в «Сатурн» и «Конец «Сатурна»; другого генерала Бессонов из «Горячего снега» (Государственная премия!), Андрея Тимченко, командира Ту-154 из «Экипажа» и ещё десятки других персонажей. Но вряд ли многим моим читателям известно, что актёр лишь чудом выжил: «У меня долго не было связи с матерью. И вдруг – невероятное — от неё пришли сразу две посылки! Однако за ними в лагпункт нужно было идти 10 километров пешком. Я прекрасно понимал, что посылки могут спасти мне жизнь, ибо от постоянного голода силы убывали каждодневно и неуклонно. Но ещё больше отдавал себе отчет: просто физически не смогу пройти эти проклятые десять километров. И тут случилось второе чудо: меня взял с собой опер, возвращавшийся на лагпункт. А когда по дороге я окончательно рухнул в снег, не в силах дальше сделать и шага, и с глубоким безразличием понял, что это конец, опер взвалил меня на санки, которые тащил за собой, и повез. Чтобы жестокий опер, давно забывший, что такое сострадание, вёз на санках зэка — это было куда больше, чем чудо. Посылки, посланные мамой, пролежали даже не скажу сколько времени – многие месяцы, как минимум. Их содержимое — сало, колбаса, чеснок, лук, конфеты, табак — давно перемешалось и превратилось в смерзшийся камень. Я смотрел на эти посылки и из последних сил сопротивлялся желанию тут же вцепиться зубами в те дурно пахнущие каменья. Я знал, что тут же погибну от заворота кишок. И попросил охрану ни под каким видом не выдавать мне посылки, даже если буду ползать на коленях и умолять об этом, а только отколупывать маленькие кусочки три раза в день и их мне скармливать. Они посмотрели на меня с уважением и согласились – третье чудо. Так я тогда выжил»
…Всё на свете познается в сравнении. Наблюдая сейчас за неистовой, запредельной злобностью так называемых «лучших представителей нашей доблестной либерастии», за всеми этими макаревичами, ахеджаковыми, каспаровыми, касьяновыми, илларионовыми, собчачками и прочими «борцами с путинским режимом», искренне дивишься. Если они, живущие гораздо комфортнее вареников в сметане, могут без веских на то причин столь истерично и злобно поливать нечистотами собственную страну, собственный народ, то что бы с ними случилось после пары-тройки лет отсидки в тюрьме? А после семнадцати? Наверняка бы стали жрать себе подобных, прости Господи меня грешного. Жжёнов же, имея все основания ненавидеть власть, страну и людей в ней проживающих никогда и никому не мстил. В нём, как оказалось, не клокотала ненависть даже в самые страшные лагерные годы. Затем прожил он без этого разлагающего личность чувства до глубокой старости. Потому что обладал величайшим христианским даром прощения. Понимал, как минимум, что в человеке много, очень много скверного, дурного, отвратительного и отталкивающего – где, как не в тюрьме лучше всего постигается сия прискорбная истина. И в то же время всем своим естеством чувствовал: не смотря ни на что, следует ценить в себе и в других слабые задатки образа Божьего. Думалось Георгию Степановичу, может быть, не столь просто и схематично, как это я здесь написал, но что мыслил он именно в таком направлении — для меня лично бесспорно. Однажды Жжёнов очень в узком кругу слушателей, рассказывал нам о своих родителях: «Отец у меня был, если так можно выразиться, неудачником по жизни. Семья у нас была очень большой. Жили мы впроголодь, и от этого отец часто уходил в долгие запои. Случалось, что и на маму руку поднимал. Так что отца мне, конечно, жалко. Но я умом его жалею. А вот мать, чрезвычайно набожную женщину, я до сих пор жалею каждой фиброй своей плоти, души. Моя мама семнадцатилетней деревенской девчонкой вышла замуж за человека, у которого уже было пять ребятишек, мал-мала меньше. И своих ещё пять родила ему. Мать – великий, грандиозный человек. Её самоотверженное великодушие и душевную чистоту я, наверное, так до конца постичь и не сумею. Смею думать, что я где-то повторяю и продолжаю жизнь матери. Хочу и надеюсь, что могу так думать. Потому как считаю, что если я зажился на этом белом свете, то, значит, живу и за своих двух братьев, жизнь которых прервалась трагически. Один в лагере на Печоре погиб, а второго расстреляли румыны в Мариуполе. На глазах у моей матери его с приятелем и расстреляли. Так что за них я живу».
Особая глава в трагической биографии выдающегося актёра – его отношения с женщинами. И об этом следует сказать особо. Первой его любовью стала белорусская актриса Евгения Голынчик. Георгий Степанович вспоминал: «Когда Женя пришла на последнее свидание в Питере, я ей сказал: «Умоляю: не жди меня. У меня нет гарантии, что выживу. Во всяком случае, я не хочу, что бы ты свою жизнь ставила в зависимость от моей — неудачной. Спасибо тебе за всё, но живи, как тебе хочется. Ты молода и у тебя есть на то право. Пусть я не буду теми веригами, которые на твоей совести останутся». На Колыме первым моим лагерем стал Лукьянский леспромхоз, 47-й километр, где мы тайгу валили. По соседству в вольный посёлок изредка привозили кино. Однажды узнаю, что будут показывать фильм «Истребители», в котором снималась моя Женя вместе с Марком Бернесом. Пошёл к начальнику лагеря: «Разрешите, мол, иметь свидание с женой». У него глаза на лоб: «Что такое? Какая может быть здесь у тебя жена?». Я ему объясняю, что сегодня в вольном посёлке будет демонстрироваться фильм, в котором моя законная жена играет с Бернесом главную роль. Начальник сильно изумился, но отпустил. Перед тем фильмом показали хронику. И я перед тем, как увидеть жену, лицезрю вдруг своего следователя Кириленко! Показывали освобождение Буковины: праздничные хороводы, селяне радуются советской власти. И среди этих хороводов – мой следователя! Ах, думаю, сукин ты сын, вон куда забрался!» С Женей я увиделся после первого возвращения из заключения. И убедился: правильно мы поступили, что разошлись».
В марте 1945 года за хорошее поведение и добросовестную работу Жжёнова досрочно освободили из лагеря Дальстроя. Он устроился в Магаданский заполярный драматический театр. Там и сошёлся с актрисой Лидией Воронцовой, отбывавшей срок «за связь с иностранными моряками». Через год у Лидии и Георгия родилась дочка Лена. Однако к тому времени их семейная жизнь не просто расстроилась – стала невыносимой. И хотя Георгий Степанович стойко переносил тяжелый характер жены, ее постоянные истерики, в конце концов, вынужден был уйти. Спустя какое-то время получил телеграмму из Свердловской области: «Арестована повторно, ребенок в распределителе. Лида. ». Бросил все дела и перевёз Леночку к матери в Ленинград. Однажды с грустью заметил: «Лида – трагедия моей жизни». Остаётся добавить, что после окончательного освобождения Воронцова уехал в Ялту и там покончила с собой.
С Ириной Махаевой, вольнонаёмной актрисой, Жжёнов встретился в норильском Заполярном театре. Выйти замуж за заключённого в то время означало целиком и полностью разделить все его невзгоды и тяготы. Моложе супруга на десять лет, Ирочка не испугалась трудностей. Более того, именно благодаря ей, Жжёнов и был реабилитирован. В 1956 году у них родилась дочь – Марина. Но и тут, к сожалению, супружеская жизнь не задалась. Лишь женившись в четвёртый раз на Лидии Петровне Малюковой, Георгий Степанович обрёл, наконец, семейный покой и уют. У них родилась дочь Юля. Никогда не выглядевший на свой возраст актёр, стал для своих женщин надеждой и опорой. До восьмидесяти лет он играл в любимый футбол. В девяносто сам водил автомобиль, управлялся по хозяйству на даче и часами плавал в море. Говорил супруге: «Лида, мы с тобой молодые. Просто не надо делать резких движений». Всего один раз изменил этому правилу, и тот случай стал роковым. Жжёнов поскользнулся возле своего дома по улице Зоологической, упал и сломал шейку бедра. Врачи сделали артисту операцию, поставив эндопротез. Ещё находясь в реанимации, Георгий Степанович с помощью врачей и жены начал пытаться ходить. Но 4 декабря 2004 года был снова госпитализирован с воспалением дыхательных путей. После тщательного обследования у него обнаружили рак легкого – тюрьма все-таки его догнала и доконала…

Михаил Захарчук