Умер Мэлор Георгиевич Стуруа — один из последних могикан советской журналистики

В США на 93 году скончался Мэлор Георгиевич Стуруа. Один из последних могикан советской журналистики
В 1944 году поступил в Московский институт международных отношений. По выпуску стал работать в газете «Известия». Сопровождал Н. С. Хрущёва в поездке по странам Востока. «Громил» путевые заметки писателя Виктора Некрасова. Работал собственным корреспондентом «Известий» в Лондоне и в Нью-Йорке. В дни августовского путча активно поддерживал Б. Н. Ельцина. С начала девяностых обосновался в США. В те же времена я опубликовал в «Независимой газете» небольшую заметку о творчестве этого журналиста –международника под заголовком «Зорину, как Зорге, — Героя!»
«Не знаю как кто, а я образ Запада всю жизнь создавал себе по сочинениям Г. Арбатова, Г. Боровика, С. Кондрашова, А. Бовина, Ю. Жукова, С. Беглова, М. Стуруа и прочих зубров партийной советской публицистики, которые длительно, стойко и мужественно переносили все тяготы и лишения тамошнего загнивающего капиталистического бытия. Их талантом и титаническими стараниями я был непоколебимо убежден: да, по части потребления и ширпотреба Запад, конечно, преуспел, но по большому гамбургскому счету будущее все-таки за нашим советским социалистическим строем. Это же мудрейшие из мудрейших, избранные из избранных утверждали!
А в сорок пять лет впервые в жизни поехал вдруг в ФРГ и за четыре дня понял: до чего же сучье племя и законченные проходимцы все эти журналисты-международники. Сами жили как вареники в сметане и даже лучше, а мне, простофиле, лапшу второй свежести на уши вешали. Лгали мне все, как один — нагло, хамски, цинично, но. . . изобретательно, стервозы! И красивше, лучше всех это получалось у Мэлора Стуруа.
Признаюсь честно, я влюблен в этого талантливого профессионала. Просто-таки балдею и кайфую от его остроумной искрометности, неиссякаемой эскападности, от его поразительного умения находить блестящие, совершенно невероятные журналистские ходы.
. . . Однажды нелегкая судьба международника забросила его из Нью-Йорка или Вашингтона в дыру туманного Альбиона — Лондон. Вместе с другими мучениками газетной нивы, Стуруа предстояло встретиться с королевой Великобритании. Условия аудиенции были жестокими, близкими почти что к фронтовым: разрешалось кратко представиться коронованной особе и сказать ей всего лишь одну фразу. Пухлые выкормыши капстран, как попки, повторяли друг за другом дешевые комплименты божественной даме. А Мэлор соорудил такую иезуитски-замысловатую фразу насчет поступающих в вузы их детей, после которой королева беседовала с ним минут сорок, а вся пишущая рать дохла от зависти к хитроумному коммунисту. (Может, кто запамятовал, так его имя столь же изобретательно сконструировано из первых букв Маркса, Энгельса, Ленина и Октябрьской революции в придачу. Мудрые родители с пеленок готовили ему блестящее будущее и не ошиблись).
Нет, что ни говорите, но Стуруа бесподобен, уникален и восхитителен как ни одни другой его собрат из застойных международников. Он не просто умеет делать из говна конфетки — эта способность от всех шакалов пера требуется, — но обладает дивной и виртуозной способностью отбеливать до бела самого черного кобеля, на что горазды лишь избранные. Свою элитарную избранность Мэлор блестяще продемонстрировал в материале «Синдром Валентина Зорина».
Уж, казалось бы, самой затюканной домохозяйке, распоследнему школьнику-второгоднику было ясно, как Божий день, что Зорин — электронно-лживый соловей, слуга застоя и тоталитаризма. А вот дудки вам, босяки-примитивщина!
Оказывается, «наша международная журналистика времен оттепели, застоя и отчасти перестройки в неоплатном долгу (здесь и далее курсив мой — М. З. ) перед Валентином Зориным; он был палочкой-выручалочкой почти что полвека; Зорин нам был нужен как аршин, как мера»; «заслуги да, да, заслуги Зорина перед международной журналистикой не только негативно-пассивного характера, но и позитивно-активного» (фрейдизм какой-то, прости, Господи!).
Вам этого, может быть, недостаточно, любезные читатели? Тогда «вот вам еще одно очко в пользу Зорина. Он непроизвольно разоблачал наших голых королей, в то время как Бовин, журналист и спичрайтер, их непроизвольно (хотя как знать) наряжал в строгие английские костюмы». «Подобно тому как, восхваляя вождей, он их развенчивал, Зорин, развенчивая Америку, пел ей осанну».
И этого вам мало!? Тогда знайте, убогие, что «даже сейчас, в эпоху полуанархической свободы печати, мало кто осмеливается говорить со своими шефами и боссами в журналистских концернах, как Зорин разговаривал, например, с Лапиным, за что был неоднократно бит, и весьма больно — на грани замены партийного билета желтым».
Все, хватит! Переведем дух и поймем же, наконец, благодаря неподражаемому Стуруа, что почти полвека с экранов наших телевизоров вел упорную подрывную работу против тоталитаризма и застоя Штирлиц советского телевидения и профессор по совместительству. А поскольку все тайное рано или поздно становится явным, то должно демократически благодарное государство, в конце концов, воздать бойцу видимого фронта по заслугам. Поэтому есть предложение: представить полковника (нет — генерала, нет — маршала международной журналистики) Зорина к званию Героя Советского Союза с вручением ему серпа, молота и микрофона (пожизненно)!
P. S. Миннеаполис, США. Мэлору Стуруа персонально. Человеку и пламенному борцу за справедливость. Спасибо Вам, дорогой кумир моей молодости и моего легкого увядания, за Ваши чудные, бесподобные материалы. Продолжайте трудиться на трудном участке с такой же энергией и задором: шлите нам апельсины бочками о футболе, о их и наших нравах, о демократии и тоталитаризме — да о чем Вам на ум взбредет — пишите. Мы все проглотим, не баре. А у Вас все отменно получается. Только, пожалуйста, не забывайте при этом, что мы с Вами занимаемся все же второй древнейшей профессией, которая порой хуже первой. И поскольку мы тут — отечественные, а Вы как бы международная путана, то учтите: возраст и дела наши прошлые нас не красят (особенно тех, у которых международный опыт) ни при каких обстоятельствах! Поэтому о нас лучше или ничего не писать или совсем уж ничего. В противном случае, даже Ваш уникальный талант бессилен. С уважением Ваш всегдашний почитатель. Михаил Захарчук». («НГ» 21. 07. 1994 года).